В то же время он меня попросил спрятать тайное письмо и взял с меня обязательство не передавать его никому, кроме него самого, но которое он мне разрешал вскрыть в том случае, если он сам (т.е. Семашко) умрет без меня и не заберет назад бумаги, которые он отдал на хранение в мои руки. Он добавил, что имеет доверие ко мне и посоветует своим детям обратиться ко мне в случае успеха.
Незадолго до смерти Семашко мой доверитель разрешил мне вскрыть пакет и найти согласно моему ожиданию одно рекомендательное письмо для человека Антуана Ливски, свояка Семашко, который проживал в (имении) Черебути около города Слуцка в Минской губернии, но который переехал в Ливилу около Видзе в Вильнюсскую губернию.
Историческая легенда рассказана была самим Семашко так, как он ее знал сам. Во время отступления французской армии в 1812 году малая касса (войск) Наполеона перевозилась в фургоне, который всегда сопровождал батальон охраны (который следил за ее сохранностью). Она (касса) в то время содержалась в виде укладки, предотвращающей нарушение упаковки и содержащей по 50 000 наполеондоров каждая.
(При реальной угрозе захвата кассы) семь бочонков (упаковок) осталось невскрытыми (невостребованными), у восьмого же бочонка вышибли дно и разделили его содержимое между собой сопровождающие кассу работники (служащие). Офицер и шесть гренадеров составили команду для этой работы, и только один из них после перенесенных испытаний вернулся домой живым после кампании 1813-1814 годов.
Семашко вошел в отношения с этим гренадером, который проживал в деревне Лорейн и пользовался пенсией, которую выплачивало правительство в награду за взятое обязательство – соблюдение тайны, доверенной (ему) на очень доверительных условиях. Семашко имел очень большое влияние на этого человека, и он убедил его в бесполезности всех хлопот по сохранению данной тайны, поскольку правительство России в Указе Императора постановило, что государство является правопреемником всей собственности, оставленной французской армией, и вся она переходит в собственность Короны (т.е. Российского государства), и впоследствии предложил с легкостью изъять клад для их общей пользы.
В то время уже стало возможным для них сделать такую попытку. Семашко освободил гренадера от надзора полицейских органов и послал вместе с Ливски в Черебути ждать, когда пройдет зима. План (по извлечению клада) следовало реализовать весной.
Гренадер в сопровождении Ливски и двух-трех других лиц направился в Дорогобуж с несколькими загруженными телегами. Их путешествие по второстепенным дорогам, в обход деревень и с бивуаками по ночам, происходило в хорошее время года (видимо, летом) и не привлекло ничьего внимания. В Дорогобуж они направились для загрузки и последующего возвращения на большую дорогу Москва – Борисов.
Гренадер прибыл в местечко, которое должен был узнать визуально и сделать в нем остановку, поскольку, по соглашению с Семашко, тот планировал присоединиться к нему ночью для извлечения клада.
Семашко же собирался покинуть Париж со слугой (с челядью), чтобы сбить с толку возможных шпионов, и проследовать в Лиду, а затем и в Ригу, и иметь с собой щупы и различные рабочие инструменты, которые пригодятся им обоим. Обе партии кладоискателей начали движение в условленное время, и одна из них прибыла в Витебскую губернию.
Сам Семашко очень опасался последствий одного указания, сделанного незадолго до этого бароном Ашем, губернатором Смоленска, который мог его задержать. Он спешно достиг границы Пруссии. Там он предъявил паспорт, в котором должны быть проставлены визы для продолжения проезда и осуществления задуманного предприятия.
Другая партия (кладоискателей, которая уже действовала в России) прибыла без всяких препон в местечко, отмеченное гренадером во время рекогносцировки. Но поскольку
Семашко не прибыл по истечении 36 или 48 часов ожидания, гренадер изъявил желание вернуться в Черебути.
Таким образом, когда закончилась эта экспедиция, гренадер (видимо, было написано слово «торопливо». – Прим, авт.) покинул Россию, но прибыл в Германию (неразборчиво. – Прим. авт.)…Семашко, который уже находился в Париже, для того чтобы укорить за сопровождение и сказать ему, что он сделал для них обоих, имея совершенно узнанное местечко, и был в состоянии все исполнить, имея снабжение и достав все оставленное в 1812-м, но при отсутствии его там, он, имея оказанное ему доверие, выполнил все условия, но, имея доверие в их общих интересах, не был обязан посвящать в тайну человека (неразборчиво. – Прим. авт.)…и так он сказал слишком много для раскрытия секрета и определения местоположение клада.
Семашко (после неудачной попытки отыскать клад) оказался в. сложном положении и находился под двойным надзором, как со стороны посольства России, так и правительства Франции, которые знали об отношениях с гренадером. Однако могу утверждать с уверенностью, что Семашко был уверен, что клад существует, и точность его сведений, добытых ранее, не подлежит сомнению. Докучливость (Семашко), с которой он навязывал мне свое ходатайство (о продолжении поисков), которое он сделал мне наедине» достаточно доказательно. Для окончательного исполнения данного мероприятия предлагаю следующее:
Карту № 1 более не показывать посторонним лицам.
Необходимо срочно отыскать Ливски, с целью узнать от него то местечко, в котором он был в сопровождении гренадера. Этих данных будет недостаточно для двух офицеров, осведомленных для их понимания и точности выполнения задания при сопровождении Ливски в то местечко, где он был во время его путешествия с гренадером, и для скрупулезного сбора информации о положении всех примет (из плана № 1), где они были выявлены, и в особенности точку, где они ожидали (Семашко) в один из дней от 36 до 48 часов, и где приблизительно гренадер рыскал из стороны в сторону. И вот все это должно срочно узнать от Ливски. Также важно, чтобы никто не знал в точности цели нашего предприятия, выявить, что Семашко не получил от гренадера, но история с Ливски является важной для облегчения поиска местечка, специально отмеченного на карте № 1. Карта № 2 будет выдана офицерам, действующим совместно с Ливски, с целью привлечения их внимания ко всем приметам, кроме того, им необходимо подтвердить все, что отмечено на карте.
В том случае, если Ливски не удастся отыскать, либо он уже не существует, это вызовет большие сложности, но я полагаю, что с поддержкой правительства по этой диспозиции ничто не помешает успешно завершить поиски. В этом случае только работа офицеров продолжится несколько дольше, но я полагаю, что расположение местных примет в таком порядке слишком определенно, чтобы, если оно существует в природе, можно снова местечко обнаружить. Все зависит от усердия офицеров и пунктуальности исполнения ими поручения.
Этих трудностей не произойдет, если перед началом поисковой инспекции кого-нибудь послать (по почтовой трассе), чтобы сделать необходимые поиски, и будет лучше, если этому надежному порученцу доверить карту № 1».
Только теперь, когда стало примерно ясно общее количество спрятанного неким гренадером золота, сразу же возникло непреодолимое желание уточнить, сколько же это будет в привычных для всех россиян американских долларах. Но никто из нас даже приблизительно не мог сказать, сколько весил упомянутый в письме наполеондор. Пришлось мне идти на поклон к соседу, который имел компьютер с выходом в Интернет, и поискать сведения о французских золотых монетах в Сети. И то, что мне удалось узнать, тут же вдохновило нас необычайно.
– Один наполеондор, – заявил я при следующей встрече прямо с порога, – весит 9,45 грамма! Так что нам будет довольно легко высчитать, за какой добычей охотился наш полковник.
– Прекрасненько, – неподдельно обрадовался Воркунов, оборачиваясь в сторону высунувшейся из дверей кухни Натальи, – где у нас калькулятор?
Схватив немедленно врученную ему вычислительную машинку, он плюхнулся на диван и вопросительно взглянул на меня.