– Это уж, как дышло повернуть, господин полковник. – сказал Кулебякин и бросил солдатам.
– Заберите этого. В арестанской до вечера пусть посидит и следующего давайте.
Следующим был Пистон. Вошли два солдата с примкнутыми штыками и тотчас из-под стола донеслось.
– Что это за башмаки. Они непременно развалятся в непогоду. Проверим.
– Шлёцер, прячьте ноги. – нервно закричал обычно спокойный Кулебякин. Он за шиворот вытащил брыкающегося Пистона с расстегнутой ширинкой из-под стола.
– Встретили старого друга, Кулебякин. – Шлёцер отпрянул к стене.
– Не дай, бог.
Несколько струй, исторгнутых Пистоном, попали на бумаги, лежавшие на столе. С отвращением Кулебякин швырнул Пистона на стул.
– Опять всё загадил, пакостник.– смахнул Кулебякин мокрые бумаги. – Смотри, Пистон, в этот раз батогами не отделаешься.
– Я мыслю сейчас и приступим. – Шлёцер сжал кулаки.
– Не советую, Шлёцер. Он плюётся не хуже верблюда, такая мерзость.
Пистон смачно харкнул. Лишь природная ловкость уберегла Шлёцера от прямого попадания.
– Я суну ему кляп. – сказал Дровосеков.
– Лучше сразу два. – ехидно посоветовал Шлёцер.
Бесстрашный воин пошел на сближение с Пистоном. Полковник смело приблизил к Пистону свое лицо, и когда Пистон уже совсем собрался наградить его по заслугам, прямо в лоб, полковник выпустил свою птичку. От изумления Пистон открыл рот. Этого оказалось достаточно, чтобы кляп оказался на месте. Связать ему руки было секундным делом.
Полковник отошел от стены. Увидев Пистона, Пьетро встревожено заметался по клетке, пытаясь улететь от этого страшного человека, который убил его хозяина. Заметив это, Кулебякин усмехнулся.
– Здесь и допрашивать нечего. Он это. У нас свидетель есть.
Смерть Дороха.
В доме кроме дворни никого не было. Цибульский с сыновьями с утра уехал в контору. Дорох сразу перешел к делу.
– Я уезжаю. У меня три возка по кучера набитые рухлядью. Я направляюсь в Рим, и клянусь богом, папе придется потесниться. Сейчас я вновь пришёл за тобой, как десять лет назад. Я снова у твоих ног. Прошу не оставляй меня.
Мария осталась холодна к горячим словам Дороха.
– Зачем ты унижаешься, Дорох. Ты сам сделал из меня женщину, которая презирает жалких мужчин, а ты жалок. Ты смешон.
– Значит, не поедешь?
Ответом Дороху была презрительная усмешка.
– Хватит. Я не глупая девчонка, а ты давно не черновласый демон-искуситель. Приглядись. Я больше не веду надушенный дневник, заложенный сухой веточкой омелы, и не пытаюсь из прошлого шагнуть в будущее. Я настоящая. Я мать. Я жена.
– Жена. – презрительно сплюнул эти слова Дорох.– Знаешь ли ты… – он шагнул к Марии.
– Не смей! – крикнула Мария.
– Негодяй! – Дорох обернулся. В дверях стоял Цибульский. В его руке был пистолет. Курок был взведен.
– Я убью тебя.
– Анджей! Нет.
Но Цибульский выстрелил. Его выстрел поразил Дороха прямо в сердце. Цибульский тотчас неуклюже выронил пистолет из рук. Мария склонилась над Дорохом. Последними его словами были.
– Живи…Живи…
В это время Цибульский подошел к Марии сзади. Он был сосредоточен. Так иногда бывает с нерешительными людьми в решительные минуты. Увидев Цибульского, Дорох захрипел и попытался дотянуться до него рукой. Это ему не удалось. Он умер. По лицу Марии катились слёзы. Цибульский склонялся всё ниже. Лицо его было бесстрастным. В комнату вбежал запыхавшийся Бабицкий. Появление графа, словно, отрезвило Цибульского. Он горячо обнял рыдающую Марию.
Допрос Пистона.
Перед глазами Пистона сменяли друг друга Дровосеков и Кулебякин.
Кулебякин:
– Незачем отпираться Пистон. Мы и так все узнали. Кто такой красный плащ? Кто? Говори?
Дровосеков:
– Когда я служил на Востоке. У нас был слон-доходяга. Жрал все подряд. Понимаешь о чём я?
Кулебякин:
– Сдашь Ваньку-Каину ничего тебе не будет. На каторгу пойдёшь в соляные рудники. Всего делов то.
Дровосеков:
– Сожрал он, однажды, нечестивая скотина, колечко, что жена-покойница подарила. Нашел я тогда узбека, примерно твоего роста. Чуешь, к чему клоню?
Кулебякин:
– Подумай, Пистон. Хорошенько подумай. Жизнь свою молодую не губи почем зря.
Дровосеков:
– Запустили мы тогда этого узбека глубины слоновьи исследовать. Ждали-ждали. Колечко вышло, а узбека до сих пор нет. Вот я думаю. Ты не знаешь, где на Москве слона достать?
– Оставим это. – вступил наконец Шлёцер. – Достаточно. Он не человек крайностей. Ваш страх Кулебякин, как и ваш страх полковник не действуют на него. Нужна середина. Золотая по возможности.