Серлин крутнул светлой головой и засмеялся. Чувствовалось, что он благодарен журналисту за шутливый тон и непринужденность. Он закончил обработку руки и выпрямился.
- Ну как?
- На уровне мировых стандартов.
Серлин присел на край ванны.
- Продолжайте, я вас слушаю. - Ему было явно интересно.
- Как только пес убедился, что я игнорирую его предупреждение, он цапнул меня за одежду и заставил остановиться.
- Он всегда так делает, - с удовлетворением прокомментировал Серлин.
- Мне очень не хотелось задерживаться, поэтому я попытался руками разжать его пасть и освободиться. Чего только ни сделаешь, чтобы встретиться с настоящим живым гроссмейстером. Мои попытки привели к тому, что песик цапнул меня за руку. Сделал он это довольно деликатно, просто придержал руку зубами, но впечатление было внушительным. Больше всего я боялся, что он чихнет, остался бы я тогда без пальцев.
Серлин не удержался от смеха, он уже избавился от неловкости и наслаждался рассказом.
- Представляю! Он иногда выкидывает такие шутки, когда мы с ним играем.
- Некоторое время мы соревновались с ним в перетягивании - кто кого. Руку я освободил, но, как вы видите, понес некоторый материальный ущерб. Я сам виноват, - поспешно проговорил журналист, - он меня предупреждал. К чести Вольфа, надо заметить, что он страшно огорчился, принялся извиняться и даже пробовал зализывать царапины. В общем, мы с ним подружились и вместе отправились искать возможности проникнуть в эту крепость.
Отсмеявшись, Серлин вытер платком глаза и с видом заговорщика сообщил:
- Я знаю, что нам нужно сделать - выпить! - И, деликатно положив ему руку на плечо, повел в гостиную. - Вам, конечно, уже осточертело и виски и бренди. Я вас угощу настоящим коньяком "Наполеон". Вам, как французу, это будет особенно приятно.
- Я не француз, а канадец.
- Боже мой, это же одно и то же! Французы играют в шахматы так же отвратительно, как и канадцы. Такие богатые культурные традиции и такая безликость в благороднейшем из искусств!
- А Филидор, Лябурдоннэ?
- Вы бы еще вспомнили эпоху Карла Великого. Садитесь и чувствуйте себя желанным гостем.
Гостиная являла собой ярко выраженный модерн. Не говоря уже о мелочах, здесь был и ковер во весь пол, и огромная софа, на которой при нужде можно было уложить взвод солдат, и медвежья шкура перед софой.
Кроме коньяка и холодной воды со льдом Серлин подал еще и маленькую, только что открытую баночку черной икры, а к ней хлеб ослепительной белизны и крохотные серебряные ложечки с витыми ручками.
- Подарок русских друзей, - с некоторым самодовольством пояснил он.
Хойл осторожно, двумя пальцами взял голубую крышку, которой была прикрыта икра, и долго рассматривал причудливые черные буквы.
- Не понимаю, - вздохнул он, водворяя крышку на место, - почему они не перейдут на привычный для всего цивилизованного мира латинский алфавит.
- А почему англосаксы никак не перейдут окончательно на метры и килограммы? Почему они ездят не по правой, а по левой стороне дороги? рассмеялся Серлин. - Потом у русских куча звуков, для обозначения которых латинские буквы надо расходовать горстями. Знаете, например, как у них называется овощной суп из обыкновенной капусты?
- Капустный суп? - предположил Хойл.
- Русские не любят таких простых решений. - Серлин поднял палец и старательно, протяжно прошипел: - Щ-щи!
Рене не выдержал и залился смехом, он даже вынужден был поставить рюмку на стол, чтобы не расплескать драгоценную жидкость.
- Я тоже смеялся, когда услышал это впервые, - Серлин был доволен тем, что повеселил гостя, - представляете? Овощной суп и вдруг - щи! Что-то вроде змеиного шипения. Попробуй-ка это изобразить латинскими буквами!
Серлин не оставил эту тему и после того, как они выпили по рюмке коньяку.
- Если вы хотите хорошо играть в шахматы, вам придется выучить русский язык. Нет, я не говорю о том, что вы должны овладеть живой речью, но читать со словарем русскую шахматную литературу вы обязаны. Не подумайте, что я красный, упаси Бог! Но я реалист и не могу не уважать русских. Космос, атомная энергия, эти птицы мелководья - суда на подводных крыльях, вы обратили на них внимание? Но настоящие монополисты русские в одном - в шахматах. Анатолий Карпов - о-о!
- А Корчной?
Лицо Серлина приняло холодное выражение.
- Люди, меняющие отечество с легкостью перчаток, не популярны. Даже если они очень талантливы.
- А Фишер? Говорят, своим мастерством он похож на Капабланку, вскользь заметил журналист и раскаялся.
Серлина буквально передернуло, он чуть коньяк не пролил.
- Это говорят глупцы, - резко бросил он, глаза у него побелели. - Хосе Рауль был благородным человеком и артистом. Он творил свои шедевры за доской. И приходил он на игру не из кельи тренера и консультанта, а из будуара любовницы. А Фишер - бульдозер с программным управлением. А потом Фишер - шахматный труп. Зачем заниматься эксгумацией?
Серлин постепенно оттаивал.
Он поднял рюмку, глядя прямо в глаза Хойлу, и опрокинул ее в рот. Журналист хотел последовать его примеру, но в последний момент спохватился.
- А как же наша партия в шахматы? Я не сажусь за игру даже после одной рюмки, а это уже вторая.
Серлин взглянул на него с удивлением, которое постепенно сменялось одобрением.
- Шахматы этого заслуживают. - Он улыбнулся и поощрил: - Пейте. Партию мы перенесем на завтра.
- Что же мы будем делать сегодня?
- Отдыхать и говорить обо всем на свете!
Рене кивнул в знак согласия, опорожнил рюмку и проговорил:
- Не хочу хитрить с вами, Бенгт. Меня вполне устраивает ваше намерение. Дело в том, что я пришел к вам не столько для игры в шахматы, сколько для того, чтобы поговорить о Вильяме Грейвсе.
Секунду Серлин удивленно смотрел на него, потом нахмурился и сухо проговорил:
- Мне следовало догадаться об этом раньше.
- Поверьте, я взялся за дело Грейвса не только корысти ради. Все гораздо сложнее.
Рене сначала торопливо и несколько сбивчиво, а потом уже более толково рассказал кое-что из того, что ему было известно о деле Грейвса со слов Смита и Аттенборо.
- Нечто в этом роде довелось однажды услышать и мне, - задумчиво проговорил гроссмейстер. - Но я не отнесся к этому серьезно. Ядерный терроризм! Это нечто новое. - Он поднял на Хойла внимательные светлые глаза. - А вы действительно журналист?
Рене развел руками, достал из кармана документы и протянул их через столик собеседнику.
- Прошу.
Тот взял их с неохотой, но просмотрел очень внимательно, а возвращая владельцу, заметил вполголоса:
- В наше время нетрудно подделать любые документы.
- Я дам вам телефон редакции. Он есть в официальном справочнике. Вы можете позвонить моему шефу хоть сейчас. Он всегда торчит вечерами в своем кабинете.
- Ну хорошо. Что вам конкретно от меня нужно? - после некоторого раздумья согласился Серлин.
Рене облегченно вздохнул и устроился поудобнее в кресле.
- Сведения о Вильяме Грейвсе. Любые, какими вы располагаете. В частности, о том, какое отношение имеют его ядерные изыскания к шахматам и шахматистам.
- Да я и сам этого не понимаю! - с сердцем воскликнул Серлин.
С Грейвсом Бенгт виделся лично всего один раз. Их представили друг другу на каком-то торжественном приеме, устроенном по случаю окончания очередного зонального турнира. Серлин выступил на нем успешно, вошел в число участников межзонального турнира, а поэтому был в отличном настроении. И Вильям Грейвс был в отличном настроении. Он просто очаровал гроссмейстера меткостью характеристик, небанальным остроумием и какой-то зверской беспощадностью суждений о проблемах, которые принято либо замалчивать, либо как-то приукрашивать. Видно было, что это всесторонне образованный человек. Но самое главное, он очень интересно, по-своему, говорил о шахматах. Он утверждал, и Серлину это было близко и понятно, что шахматная игра - это своеобразный динамический слепок бытия, слепок условный, но многогранный и неисчерпаемый, как сама жизнь.