Маша бросилась к женщине, закашлявшейся во сне, села перед ней на кровать и погладила руку, примявшую на коленях страницы раскрытой книги. А внутренний скептический голос прокомментировал: «Очнись, какая это тебе клиника?!» Интуиция тревожно ворочалась, скрипела, но выводы пока не могла сделать.
От прикосновения женщина проснулась, не сразу она пошевелилась, вздохнула устало, потёрла рукой лицо и потом открыла глаза:
– Мариэль! Доченька! – пушистые ресницы вспорхнули, а незнакомые карие глаза заблестели, – ты пришла в себя!
– Мама? – полувопросительно произнесла Маша, эта женщина вовсе не была похожа на самого дорогого в мире человека.
Вместо ответа женщина отбросила книгу и притянула к себе девушку, прижала с силой и заплакала:
– О, Мариэль, как мы испугались! Зачем же ты уснула под Ирминсулем? Прости меня, прости! Это я виновата! Я забыла тебе напомнить! – дочь молчала, приобняв мать и уставившись в стену напротив. И женщина отодвинула Машу от себя, пристально взглянула на неё. – Расскажи мне обо всём, что тебе приснилось!
– Приснилось? – эхом повторила Маша и задумалась, не зная, что сказать. Если происходящее не сон, тогда должны остаться воспоминания, хотя бы об этой комнате и женщине, а их не было.
В памяти ясно виделась жизнь, в которой всё, что Маша Венидиктова умела сделать, – это своими скрюченными пальцами кое-как включить телевизор, залезть в инвалидное кресло и сползти с него. Бесконечные дни в одиночестве, слёзы матери, усталые глаза, скорбная складка возле губ и косые взгляды прохожих. Для сна слишком реально и слишком детально…
– Ах, милая, давай-ка я тебя покормлю! За три дня, которые ты спала, стала совсем худенькой и бледной. Как же дар проснётся в таком слабом теле? – женщина заставила Машу вернуться на кровать, заботливо поправила одеяло и дёрнула за шнурок, висящий в изголовье. Не прошло и минуты, прибежала молодая девушка, симпатичная брюнетка и тоже назвала Машу другим именем – Мариэль. Затем брюнетка принесла столик на коротких ножках, уставленный тарелками, и женщина, периодически легко покашливая, как если бы была простужена, начала кормить Машу, уговаривая выпить бульон с мелкими кусочками мяса, заесть очень вкусным салатом. А запивать всё это пришлось тёплым напитком, островатым настолько, что защипало язык и горло.
– Пей, милая! Набирайся сил. Поспи ещё немного, а когда проснёшься, мы поговорим…
От выпитого закружилась вся комната, руки и ноги стали ватные, непослушные. «Наверное, я просыпаюсь», – вяло подумала Маша, опускаясь с помощью женщины на подушку и закрывая глаза. Почему-то захотелось тёплого сладкого молока, каким мама поила иногда перед сном. С этой мыслью она провалилась то ли в сон, то ли в очередное пробуждение ото сна.
В голове кинолентой крутились вперемешку воспоминания – киношные с реальными. То Маша бродила по замку, то мама катила её, сидящую в инвалидном кресле, по улице, мимо моста над рекой; то Маша танцевала с каким-то бородатым мужчиной, и он учил её движениям, то разыгравшийся кот по кличке Король игриво кусал её подставленные костяшки пальцев, а мама потом ругалась, обрабатывая йодом ранки…
Ощущение пробуждения возникло, как обычно, сначала в голове, затем тело само непроизвольно пошевелилось, и нежная простыня напомнила уже знакомое удовольствие от прикосновений к ткани.
В этот раз рядом с кроватью, в том же кресле, сидела хорошенькая девушка, которая приносила еду в прошлый раз. Она вышивала, сосредоточенно втыкая иглу в белую ткань, натянутую на пяльцы.
– Благостного дня, госпожа, как вы себя чувствуете?
– В туалет хочу, – пробормотала Маша, смущаясь.
Девушка отложила вышивку, помогла вылезти из-под одеяла, даже тапочки подсунула под ноги и, поддерживая под локоть Машу, повела куда-то в угол, где обнаружились ещё одни двери. За ними спряталась небольшая комнатка с бочкой посередине, наверное, для купания, столом, заставленным разными тазами, кувшинами; а к стене была придвинуто нечто, похожее на трон, это и оказалось «унитазом». Помощница открыла крышку, усадила Машу и отошла немного в сторону, сложила руки на переднике.
– Выйди, пожалуйста, я сама, – попросила Маша, краснея.
Девушка подняла удивлённо бровь, но перечить не стала, поклонилась и вышла.
Не могло это быть сном, никак не могло! И всё же от нереальности происходящего закружилась голова. Когда Маша вернулась в спальню, там, где в прошлый раз стояла батарея из бутылочек, красовался знакомый столик-поднос с тарелками и бокалом и чаша.