В выражении человека ископаемого не было никаких желаний. Оно излучало сияние нечеловеческого спокойствия и величия. Какая-то внутренняя невысказанная сила запечатлелась на нем. От того ли, что для него не было тайн, или потому, что не было дано приложения этой силе, спокойствие оттенялось дымкой печали.
Изумленный сравнениями, профессор Венедиктов снова опустился в кресло. Ему не раз приходилось сравнивать эти три черепа, но то были чисто анатомические, количественные измерения. Теперь он впервые взглянул на них с другой стороны. Не оставалось никаких сомнений, что череп принадлежал какому то высшему существу.
Продолжая раздумывать над сопоставлением, ученый глубоко ушел в цепь догадок и соображений. Кабинет попрежнему спал, зеленым сном. Неясными линиями предметы прорезались через полусвет.
Только когда часы глухо пробили девять, профессор Венедиктов встрепенулся и пришел в себя. Он вспомнил, что в этот час ожидал посещения известного немецкого психо-физика Людвига Вейса, прибывшего в Россию с целью изучения мозга ископаемого человека.
Для Венедиктова этот приезд не являлся ничем особенным. В течение пяти месяцев русского ученого непрерывно навещали представители самых разнообразных наук Европы и Америки. Глубоко заинтересованные, но в то-же время бессильные помочь профессору Венедиктову, они уезжали обратно, недоумевающе пожимали плечами. Наученный грустным опытом, он и от сегодняшнего визита не надеялся получить что-либо существенное.
Через четверть часа маленький, нервный в движениях человечек, в темных выпуклых очках, сидел в кабинете.
Между учеными шел приподнятый волнением разговор.
— Я охотно соглашаюсь, — говорил профессор Венедиктов, — с теорией о зрительных отпечатках на мозговых клетках, но никакого практического приложения этой идеи не мыслю. Даже, если эти следы носят физический характер и подобны микроскопическим фотографиям, то все же извлечь их на божий свет, чтобы установить все виденное человеком, мне кажется пока еще неосуществимой мечтой.
— Да! — тихо, но убежденно произнес психо-физик, — зрительные отпечатки на мозговых частицах носят физический характер. Уже одно анатомическое строение глаза говорит за это. Его поразительное сходство с фотографическим аппаратом устраняет всякое сомнение. Что же касается воспроизведения и увеличения снимков, заключенных в клетках мозга…
— Простите, Негг Вейс! — с увлечением перебил молодой антрополог, — но одного внешнего сходства еще недостаточно, чтобы делать окончательной вывод. Как объяснить, в таком случае тот факт, что многие виденные мельком картины и предметы внешнего мира не вспоминаются совершенно?.. А ведь они, несомненно, попадают в поле зрения. Мы помним только сильно поразившие нас объекты. Все мало нас интересующее исчезает без следа.
— Уважаемый коллега! — улыбаясь глазами, мягко возразил немец. — Все!.. все без исключения, попавшее в поле зрения, остается в мозгу. Психоаналитические работы школы Фрейда в области сновидений и опыты гипнотизеров над сомнамбулами показали это с неопровержимой достоверностью.
Профессор Венедиктов молча вынул из-под стекляного колпака ископаемый череп. Снял блестящую, черепную крышку и обнажил окаменевший мозг. Серо-желтоватая масса, изрезанная глубокими бороздами и бесчисленной сетью мелких извилин, блеснула перед глазами ученых. Круто вздымавшиеся бугры и доли больших полушарий казались упругими и живыми телами. Не здешней мощью веяло от этого вместилища неведомого гения.
— Следовательно здесь, — сказал он, протягивая череп Вейсу, — в этом мозгу, заключено все, что видел его обладатель за всю свою жизнь?
Вместо ответа психо-физик бережно принял череп и с благоговением стал всматриваться, осторожно ощупывая мозг.
— Но каким же образом, — продолжал с легкой усмешкой профессор Венедиктов, вы рассчитываете вырвать из этого камня его тайну? Скрытые в нем, в течение многих миллионов лет, картины жизни, мне кажется, никогда не раскроются перед нашими глазами. С этими словами он утомленным движением откинулся на спинку кресла и, не скрывая, добродушного удивления, стал следить за странными манипуляциями немца.
Последний, не заметил иронии, и даже не слышал обращенного вопроса. Он дрожащими руками поворачивал череп и разглядывал мозг. Вынул из кармана фарфоровый флакон, обмакнул туда маленькую кисточку и слегка мазнул ею мозг. Раздалось едва слышное шипение. Обожженное место окрасилось в синий цвет.
Черты психо-физика внезапно задергались. Казалось, по лицу пробежала болезненная радость. Губы зашевелились, но не произнесли ни звука. Когда кисточка вторично коснулась мозга, с тем же эффектом, он медленно опустил череп на стол. Нервно вскинул темные очки на профессора Венедиктова и тихо, едва подавляя волнение зашептал:
— Реакция есть!.. Вы видели реакцию?.. Все химические составные части мозга сохранились… Окаменение не разрушило всей нервной ткани. Оно лишь произвело некоторые изменения, но они не отразились на многих следах зрительной деятельности.
Помолчав несколько секунд, добавил:
— Остается. только испытать действие моего аппарата.
— Как! — взволнованно воскликнул антрополог. — Вы совершенно серьезно намерены… Вы хотите проникнуть в недра этого каменного мозга?..
Он с опасением окинул маленькую фигуру психо-физика. Тревожно перевел глаза на темные очки, словно хотел убедиться в порядке ого собственного мозга.
— Я далек от всякой шутки, и… — Вейс хотел что-то добавить, но на несколько мгновений остановился. Достал из чемодана какой-то тяжелый металлический предмет, напоминающий волшебный фонарь, поставил на стол и продолжал:
— Если «Лучи Фрама» окажутся достаточно сильны, чтобы разложить известковые слои, сковывающие мозг, мы проникнем в тайны этого черепа. Мы увидим картины жизни ископаемого человека. Перед вами — графобиоскоп. Он мною сконструирован на
основе действия лучей Фрама, открытых недавно английским физиком.
— Это невероятно!.. Невозможно!.. — внезапно вскричал вскочивший с кресла профессор Венедиктов. — Мы будем видеть, что было сотни миллионов лет назад?!.. Здесь?.. В этой комнате?.. Сегодня?.. Да мыслимо ли это?!.
— Через несколько минут — спокойно ответил Вейс.
Неуловимый, бесформенный вихрь пронесся в сознании русского ученого. Предметы закачались, запрыгали перед глазами. Он нервно схватил чудесный аппарат, повертел дрожащими руками. Взгляд его был бессмыслен и дик.
Тем временем психо-физик расправил складной треножник и стал устанавливать по средине комнаты. Осторожно принял графобиоскоп и укрепил винтами.
Антрополог смотрел, не веря глазам.
— Прежде всего нам необходим световой экран, — заметил немец и соединил комнатный электрический провод с аппаратом. Из маленького рефлектора графобиоскопа вырвался яркий сноп лучей и залил ослепительным светом всю стену кабинета. Все бывшие на ней предметы исчезли. Сама стена нырнула куда-то в пространство. Осталась только прозрачно-белая, напоминающая зеркальную, поверхность.
Видя растерянное недоумение на лице антрополога, он пояснил:
— Соединение электрических лучей с лучами Фрама. — Затем взял со стола череп, поместил внутри аппарата и закрыл герметически прилегающей дверкой.
Когда было все готово, он выключил свет из лампы. Повернул рычажек в аппарате и быстро опустился в кресло рядом с профессором Венедиктовым.
Сначала от графобиоскопа по кабинету потекли волны теплого воздуха. Внутри его происходил какой-то сильный процесс. Комнатный вентилятор звонко запел, увлекая нагретую атмосферу. Потом пение перешло в тонкий писк комара и стало едва слышно. На экран упали неясные тени каких-то очертаний. Через пять секунд — стали ярче. Через минуту — внезапно превратились в живую красочную картину.
На протяжении всего экрана раскинулась часть огромного озера. С двух сторон оно окаймлялось фантастическим лесом. Мутно-зеленая поверхность воды была совершенной неподвижна. Густые испарения серого тумана поднимались у берегов. Через желто-синюю пелену неба на озеро глядел мрачно-красный диск солнца. Вдали, за куском высокого утесистого берега, вздымал черные клубы дыма и красные языки огня величественный конус вулкана.