Кружево покрутили, а потом капитан и Томас распрощались с дамами. Капитан был задумчив. Томас уходил, весь переполненный мыслями о завтрашней работе: он перебирал в уме список инструментов и материалов. Миссис Трелони пошла к себе под впечатлением новых фактов и своих соображений.
А Сильвия… Мисс Сильвия была просто в отчаянии! Белый свет ей был не мил: она заметила, что капитан Линч разговаривал всё время только с матерью и за весь вечер не посмотрел на неё ни разу!
****
Томас и капитан молча шли к порту по тёмным улицам.
Потом капитан остановился, подошёл к светящемуся окну таверны и вытащил из-за обшлага письмо. Оно было надушено. У капитана от этого знакомого и щемящего аромата что-то сжалось внутри.
В письме лёгким изящным почерком миссис Белью было написано: «Мой сказочный! Ты давно вернулся, а между тем не написал мне ни строчки, ни словечка. Я начинаю сердиться… Если хочешь загладить свою вину, приходи ко мне завтра. Муж уезжает в имение на несколько дней, с собой берёт всю прислугу. В доме останется только Сьюзен, моя горничная… Надеюсь, твои оправдания будут такими же весомыми и пылкими, как и раньше. Твоя М.»
Капитан грустно улыбнулся, скомкал бумагу в тугой шарик и бросил под окна на замусоренную землю. Томас по своему обыкновению ничего у него не спросил. Не то, чтобы Томас был невнимателен к делам капитана, нет. Просто всё внимание его всегда будто бы было поглощено чем-то таким, что и сказать затруднительно. Да он и сам – проси его, не ответил бы на это ничего.
Когда друзья отошли от таверны, из уличной тьмы появился некто в чёрном плаще, подошёл под окна, наклонился и, подобрав что-то с земли, в тот же миг растворился в ночи.
****
Капитан стоял на кухне и смотрел на большой котёл с водой на плите. Под котлом не было огня, но он знал, что вода в нём давно уже кипит: низкий белый пар широкой вуалью стелился над чёрной поверхностью воды и уходил в воздухоочиститель, мерно рокочущий в тишине. Капитан поднял котёл, собираясь переставить его, но от неловкости выплеснул кипящую воду на керамогранит пола. И тогда прямо под плитой он увидел голенького младенца – мёртвое, скорченное тельце девочки. В ужасе от случившегося, он упал на колени, заплакал, завыл по-звериному, стискивая руками голову, словно хотел раздавить, словно хотел оторвать её, и проснулся…
Он лежал на постели, по щекам его текли слёзы.
Капитан вышел на палубу. Рассветало, и наступало время, когда над землёй всходит солнце. Встретив спокойный взгляд вахтенного матроса, он очнулся от сонного наваждения и сразу успокоился.
Позднее им была послана к миссис Белью записка такого содержания: «Очаровательница, прости, прости! Я всё время занят неотвязными делами и не смогу прийти к тебе. С трепетом склоняюсь к земле и целую кончики твоих туфель, хотя мой взгляд, и мои губы, и само моё сердце хочет подняться выше… И ещё чуть выше… Д. Л.»
Да-а, мужчины ХVIII века умели сочинять письма…
Днём миссис Трелони опять пригласила капитана к себе. Как она ему объяснила, чтобы познакомиться с «ловким» человеком, которого посоветовал ей любезный банкир Саввинлоу для розысков убийц мужа. Но если бы даже она не пригласила капитана, тот всё равно пришёл бы, потому что его неудержимо влекло в этот дом, а почему – он и сам не понимал, настолько смутны и неясны были его чувства.
В первые минуты визита он и миссис Трелони беседовали в гостиной. Скоро к ним присоединилась Сильвия, одетая в простое и милое платье. Она сухо поздоровалась с капитаном и молча села возле матери.
Ровно в назначенное время Роберт Эрроу появился. Это был высокий мужчина с тонкой талией, узким и длинным лицом и глубоко посаженными колючими глазами. Голос его звучал тихо, вкрадчиво, с хрипотцой. Парика он не носил.
Мистер Эрроу был «ловкий» человек. И не потому, что он отличался своей особой сноровкой, а потому ловкий, что от слова «ловить». Так мы и будем его называть – ловкий человек: он же не полицейский, и не судейский, и не детектив, в самом деле, хотя бы потому, что детективов в ХVIII веке ещё не было.