Полицейский полистал страницы. Судья Маклин сощурил глаза и вопросительно посмотрел на Эллери. Но тот в приятной задумчивости изучал наступающую кромку воды с ее неровными краями.
— Ага, — произнес Лефти. — Вот. Вчера утром...
— Начните-ка со вчерашней ночи, Лефти.
— Хорошо, сэр. Вчера ночью максимального уровня прилив достиг в двенадцать часов шесть минут.
— Чуть позже полуночи, — задумчиво обронил Эллери. — Затем вода начинает отступать, поэтому... Когда наступил следующий прилив?
Лефти снова усмехнулся:
— Он наступает сейчас, сэр. И достигнет максимума в двенадцать пятнадцать дня.
— А в какое время ночи был максимальный отлив?
— В шесть часов одну минуту утра, сэр.
— Понятно. Скажите мне вот что, Лефти. Насколько быстро, как правило, уходит из бухты море?
Лефти почесал рыжую голову.
— Это зависит от времени года, сэр, как и в любом другом месте. Но море уходит довольно быстро. Замер глубины лотом показывает необычное дно и нагромождение скалистых обломков. Воду здесь как будто высасывают насосом.
— Ага. Тогда между глубиной воды в прилив и отлив существует значительная разница?
— Само собой, сэр. Как видите, здесь отлогий берег, так что уровень быстро падает. Иной раз весной приливы покрывают третью ступень этой террасы, что ведет к песку. Разница в глубине может составлять девять-десять футов.
— Похоже, это довольно много.
— Относительно, сэр. Больше, чем где-либо еще на этом побережье. Но это тьфу по сравнению с приливами в Истпорте, штат Мэн. Там разница доходит до девятнадцати футов! А в заливе Фанди — до сорока пяти... побивает все рекорды, я думаю... И потом...
— Довольно, довольно; вы меня убедили. Поскольку вы оказались всеведущим, по крайней мере в вопросах, касающихся динамической океанографии, возможно, вы скажете нам, Лефти, насколько сильно был обнажен этот пляж в час минувшей ночи.
Наконец инспектор Маклин и судья Молей догадались, к чему клонил Эллери. Судья скрестил длинные ноги и стал пристально вглядываться в потихоньку подползающее море.
Надув губы, Лефти изучал бухту, затем его губы беззвучно задвигались, как если бы он что-то подсчитывал.
— Видите ли, сэр, тут многое приходится принимать во внимание, — сообщил он наконец. — Но если прикинуть как можно точнее и учесть тот факт, что в это время года максимальный прилив оставляет не покрытыми водой примерно два фута пляжа, я сказал бы, что в час ночи здесь должно было оставаться по меньшей мере восемнадцать, может, девятнадцать футов голого пляжа. Я же говорил вам, что прилив и отлив наступают здесь быстро. В полвторого утра, может быть, даже все тридцать. Воды в этой бухте выкидывают с графиком черт-те какие фокусы.
Эллери одобрительно похлопал парня по плечу.
— Превосходно! Это все, Лефти, и большое вам спасибо. Вы мне здорово все прояснили.
— Рад был помочь вам, сэр. Что-нибудь еще, шеф?
Молей с рассеянным видом отрицательно потряс головой, и детектив удалился.
— Ну и что с этого? — спросил немного погодя инспектор.
Эллери поднялся и подошел к ступеням террасы, ведущим к пляжу. Но он не стал спускаться на песок.
— Кстати, инспектор, я правильно понимаю, что сюда, на террасу, есть только два пути: с основной дорожки наверху и со стороны бухты.
— Ну да. Это легко видеть.
— Мне хотелось убедиться. Тогда...
— Хотя я и не люблю спорить, — негромко вмешался судья Маклин, — но позволь мне заметить, мой мальчик, что по обеим сторонам террасы возвышаются скалы.
— Однако они сорока футов — если не больше — в высоту, — возразил Эллери. — Неужели ты предполагаешь, что кто-то мог сигануть с вершины одной из этих скал на террасу или пляж, который еще ниже?
— Не совсем так. Но ведь существует такой предмет, как веревка, чтобы спуститься...
— Веревку не за что привязать, — резко возразил инспектор Молей. — Ни деревьев, ни валунов по обеим сторонам, по крайней мере на протяжении двухсот ярдов.
— А как насчет сообщника, — слабо запротестовал судья, — который мог держать веревку?
— Ну вот, — раздраженно буркнул Эллери, — теперь ты пустился в софистику, мой дорогой Солон. Разумеется, я думал о такой возможности. Но за каким чертом кому-то могло понадобиться выбирать этот окольный маршрут, чтобы добраться до террасы, когда есть дорожка и ступени? Ты же знаешь, они не охраняются, а ночью в тени скал тут ни черта не видно.
— Зато слышно. На гравиевой дорожке могли быть слышны шаги.
— Верно, но тот, кому вздумалось бы спускаться по веревке, был бы слышен не меньше, пока он бился и цеплялся бы о бороздчатую скалу. К тому же этот звук вызвал бы еще большее подозрение для намеченной жертвы, чем шуршание шагов на гравиевой дорожке.