Эти два беглых эсэсовца твердо знали, чего нельзя делать категорически: а именно — подходить к Москве! Ну и обошли ее с севера и потом за Тверью вернулись на маршрут — и дальше шли строго на запад. Вскользь немец мне рассказал, что таки у них были неприятности на подходе к столице, но в подробности вдаваться и тут не стал. Он никогда не говорил о том, что они тогда кого-то грохнули, да, может, и не одного, — но что-то такое витало в воздухе, не мог я отделаться от этого ощущения… Может, они в побег еще кого-то взяли с собой и по дороге съели? Эта схема называется — «кабанчик», еда сама идет, ее не надо нести.
И вот дошли они до Клайпеды. И что дальше? Сели на какой-то корабль! Как так — на корабль? А так, что ночью они подкрались к причалу, бросили в воду камушек, часовой отвлекся, а они — на борт и спрятались в трюме. На какой-то пристани совсем уж было собрались вылезать, но в последний момент успели услышать русскую речь. Значит, рано! После рассказчик как-то восстановил маршрут движения и по каким-то признакам определил, что то был Штральзунд, то есть — ГДР, совецкая зона, а в зону им очень не хотелось. Вот так в трюме они продолжили свой круиз и сошли на берег уже на Западе — в Киле.
На всё путешествие у них ушло восемь месяцев. Трудно поверить, что такое стало возможным! И — тем не менее…
Как сложилась жизнь штурмбанфюрера, про это разговора не было. Сам же мой собеседник пошел учиться, закончил технический университет, весь дом его был набит компьютерами и прочей электроникой. В красном углу — портрет отца, в форме вермахта. Еще в доме полно музыки, причем русской, кассеты и диски на полках — до потолка.
Господи, какой у эсэсовца был мат-перемат — приятно было слушать! Настоящий шахтный. С русскими в Германии он общался, у него были какие-то друзья из числа наших бандитов. Тема его не оставляла, и это не удивительно, Россия — мощная земля, тянет к себе.
Не хочет ли он туда съездить? Тянет, очень, но, говорит, туда нельзя, его там сразу, ну, того… Хотя, казалось бы, сколько времени прошло с тех пор! Но, видать, на то, что на нем висело, нету срока давности. Как там было у поэта: «Но, сердце, как бы ты хотело,/ Чтоб это вправду было так — / Россия, звезды, ночь расстрела/ И весь в черемухе овраг».
Но у него это не сбылось.
Потом выяснилось, что эсэсовец тот был не первый на моем жизненном пути. Не первый. Но про это позже. Как-нибудь в другой раз.
Глава 33. Любовные письма
Марлис, моя главная и лучшая немка… Это была очень трогательная и очень печальная история. Как потом стали говорить, «я плякаль». Романтика, слезы, клятвы, пьяные — да и трезвые тоже — скандалы. Нестерпимая тяга друг к другу. Письма, когда разлучались. Мы признавались в разном таком, про что люди обычно молчат, а некоторые и вовсе не думают. Было смешно вот еще что: когда у меня было хорошее настроение, я шпрехал по-ейному. Когда плохое — то по-нашему. Она отвечала на том, на каком заговаривал с ней я. Когда плохое настроение было у нее, то она, натурально, шпрехала, ну и я отвечал соответственно. Когда не в духе оба — каждый говорил на своем, не разжевывая, не артикулируя, не подлаживаясь ни под кого, скороговоркой, часто и на сленге. В итоге обоим это шло на пользу, само собой. Не знаю, есть ли метод лучше этого — учить язык, живя с его носительницей, тем более на одной жилплощади. Учеба шла день и ночь. Все темы, какие только бывают, всякие эмоции, ну и ваще. Слова и словечки. Слоги. Междометия. Partikeln. Нет, эффективней этой методики ничего нету. Будь я моложе, завел бы щас китаянку. Просто непременно. Но теперь-то уж чего, поезд ушел. Зачем новые языки, когда уж точно не успеешь их выучить? И нет ни времени, ни желания осваивать еще одну чужую страну?
Как-то сложилась парадоксальная ситуация: я поехал в Рейх, а она оставалась в Союзе. Это было дико странно! Мне казалось, что я попал в какой-то перевернутый мир. В котором всё наоборот.
Потом она уехала, вроде как на год точно, а дальше как получится, и я писал ей письма по две штуки в день, и там столько было розового сиропа, о! — с букетом, точнее, всклень.
Ответы она должна была отправлять на адрес моей матери, а та обещала пересылать мне. Почему так? А жизнь дала трещину и ускользала у меня из рук, я никак не мог за неё зацепиться, разве только ненадолго — а потом опять всё срывалось, и я начинал заново на новом месте, с новыми людьми, и не знал, где и с кем буду через неделю. В такие провалы много кто попадает, но не все выбираются.