Странное, должно быть чувство — проснуться однажды утром в своей стране, оглянуться — а вокруг чужие солдаты, а сам ты весь такой штатский, безоружный, то есть как будто голый. Наши родители вот так были неприятно удивлены, когда в их города вошли в 1941-м немецкие войска…
… У газетного киоска стоит натовец с французским флажочком на рукаве. Судя по нашивкам, это капитан, и фамилия его — Дюбуа.
— Капитан! — говорю я ему. — В прошлый раз мы с вами были вместе! А теперь — по разные стороны баррикад.
— Какой такой прошлый раз? — удивляется он.
— Дюбуа, я тебе толкую про ту войну! Вторую мировую! А теперь вы, смотрю, к немцам переметнулись! И стали против нас. Вот у вас кто друзья теперь — боши…
— Никакие они мне не друзья, — говорит капитан обиженным голосом. — Я тут ни при чем. Я — маленький человек, — он краснеет, оправдываясь.
Я жестоко напоминаю ему про их маршала Петена, которого французское Сопротивление обзывало «маршал Пютен» (то есть по-французски «проститутка» — тот тоже дружил с немцами.
Капитан ничего не отвечает.
А вот британский сержант Кен. Я с ним завел беседу на улице:
— А если вы начнете наземную операцию и русские вмешаются?
— Русские? Нет. They can't afford the war. (То есть слабо русским.)
Ну-ну… Не потому, что умные или деликатные, а — слабые! Интересно, правда?
Вот еще один британский военный — девица Гейл, капрал.
— А что, — спрашиваю, — может, Лондон побомбить? Наказать за Северную Ирландию? Справедливо было б?
— Ну, это всё слишком сложно, — отвечает она политкорректно. Их там, видно, хорошо охватили парт-политработой.
Вмешивается другой капрал, Фил, тоже британец.
— Северная Ирландия? Был я там. Но никаких беженцев я там не видел. Так что это разные вещи! — торжествует он, типа переспорил меня с моими дурацкими аргументами.
— А вы их слегка побомбите, ирландцев, — и побегут как миленькие! Ваш брат, европеец, такой — кишка-то тонка у него.
— Ты думаешь? — чешет он репу.
А вот старлей Франсуа, тоже, как вы понимаете, француз.
— Тут как в Чечне! — говорит он, намекая на то, что кто ж без греха.
— Но есть одна маленькая деталь, есть одно существенное отличие, а? Понимаешь, какое?
— Ну да, верно… Югославия, в отличие от Чечни — суверенное государство… Но у меня и на это есть ответ: если б Гитлера остановили сразу, в 1938-м, то большой войны бы не было! Вот и тут то же самое…
Но всех этих военных объединяло одно. Все они сказали мне, что к наземной операции готовы. И считают ее неизбежной.
— И не страшно вам будет помирать? — допытывался я цинично.
— Так мы люди военные, прикажут, так и помрем…
Тон их, когда они говорили, был вовсе не парадный, а весьма мрачный — так что, похоже, они всерьез про это думали…
А самое интересное было в лагере Стенковац, что у деревни Непроштено. Детская площадка, качели: это всё немецкие солдаты — лучшие друзья европейских детей, вот, построили! Один из этих друзей мне особо приглянулся: этакий кинематографический персонаж, худой, в очках, а на голове у него форменная кепочка с длинным козырьком, это ретро, знаете, мода лета-осени 1941 года, в свое время покорившая всю Европу. Симпатичный, одним словом, паренек. Подзываю его.
Подходит, улыбается. Я ловлю пробегавшую мимо албанскую девчонку лет четырех, поднимаю ее и вручаю немцу:
— Подержи минутку!
Фотограф делает снимок на память: «Немецкий солдат-освободитель со спасенной албанской девочкой на руках».
Первый дубль, второй, третий… И вдруг девчонка разрыдалась. Клянусь, я ее не подговаривал! Ну ладно, отдали ребенка мамаше, беседуем. Немец же мне вроде как земляк, что ли.
Военнослужащий оказался старшим ефрейтором; по-немецки это будет Hauptgefreiter. Корень тут «frei», то есть свободный. Ну я ж говорю, освободитель.
— Ты понимаешь, что сербы не забыли еще, как вы над ними работали в 1941–1944 годах? — спрашиваю его.
— Я к этому не имею никакого отношения. Если у вас есть вопросы, обратитесь, пожалуйста, к нашему пресс-офицеру.
Солдатик зря волновался — с пресс-офицером штаба группировки НАТО в Македонии я уже беседовал, когда водил к нему репортеров, аккредитоваться. Это был капитан Бундесвера Хоубен. Когда я у него утверждал сюжет снимка («немецкий солдат-освободитель со спасенной…»), ребята попросили — ни один мускул не дрогнул на его лице. Он идею одобрил и сам посоветовал заехать именно в этот лагерь.
Я тогда поболтал с Хоубеном о том о сем:
— Herr капитан! А может, вам, немцам, не соваться бы в Югославию? Гитлер в ней держал сколько-то дивизий и все равно не смог извести партизан… Они тут ваших весной 45-го сильно гоняли. Не боитесь, что югославы могут до сих пор на вас обижаться?