Вдруг Клава подняла руку:
— Ой, — сказала она, — погодите, ребята!
Шурик и Степа удивленно посмотрели на нее: что случилось? Клава прислушалась.
— Мне кажется… — начала она и снова замолчала.
Действительно, откуда-то издалека доносились крики. Кто-то на реке кричал, словно звал. Но слов нельзя было разобрать. Шурик схватил винтовку.
В ночной тишине слышен был чей-то голос. Видимо, кто-то плыл на лодке, потому что голос приближался. Вот уже стало слышно:
— Эй!.. на острове!.. эй!.. отвечайте!..
В темноте из-за изгиба реки блеснул факел. И совершенно ясно донеслось:
— Эй!.. ребята!.. Шурик!.. Степа!.. Клава!..
Это был голос Якова Ивановича. Откуда он узнал, что они здесь?
Река словно ожила. С острова понеслись радостные возгласы:
— Мы здесь, Яков Иванович! Здесь!..
Факел приближался. Он освещал черную воду и фигуру человека на лодке. Второй человек быстро греб. Лодка мягко ткнулась носом в берег. Яков Иванович выпрыгнул из нее и побежал к ребятам:
— Ну и задали вы мне хлопот, — радостно, хоть и с упреком сказал он. — Чего это вы сюда забрались? Если бы не колхозник, перевозивший вас, я бы просто не знал, что думать… А это что такое? — удивленно спросил он, увидев кучу винтовок. — Что за чудо? Подождите, может мне кажется? — он протер глаза рукой.
— Нет, Яков Иванович, это на самом деле, — бросился к нему Шурик. — Я виноват, но… вы же видите…
И он сбивчиво, волнуясь, начал все-все рассказывать. Яков Иванович внимательно слушал его, поглядывая на кучу оружия. От лодки подошел приплывший с ним колхозник. Он тоже слушал, покачивая головой, не сводя глаз с ребят.
— Да, — сказал Яков Иванович, выслушав удивительный рассказ. — Да, — повторил он, поглаживая подбородок. — Этого я не предполагал, сказать по правде… А что же это за остров? — спросил он у колхозника. — Как называется?
— Остров и все, — ответил тот, пожимая плечами.
— Нет, Яков Иванович, — заметила Клава. — У него есть название. Мы назвали его Изумрудным островом.
Яков Иванович улыбнулся:
— Хорошо, пусть будет Изумрудный. Так вот что, ребята. Давайте переносить все это в лодку. И поедем к нашим. А то там все беспокоятся. Выдержит ли лодка? — спросил он колхозника.
— Да, конечно выдержит. Она крепкая, — отозвался тот.
Лодка медленно плыла вниз по течению. Мелкие волны плескались о ее борта, но не могли даже покачнуть — груженая лодка глубоко сидел в воде. Колхозник неспешно греб и так же медленно говорил:
— Тогда это должно быть он, наш Яков Дорошко… был у нас на селе такой матрос-большевик… из бедняков был, вернулся на село после революции… в комнезаме[1] был председателем… хороший человек, настоящий, все делал как Ленин и Сталин учили… говорил нам тогда — хоть и погибнет, говорит, из наших немало, но дети наши будут жить так, как и не снилось нам никогда…
Рыба плеснула в воде у самого борта лодки. Клава вздрогнула и схватила за руку Якова Ивановича.
— Вот он, Яков Дорошко, так говорил, — медленно рассказывал дальше колхозник, мерно опуская и вынимая весла из воды. — Любили его крестьяне, очень любили… а потом, когда в девятнадцатом году белые наступали, так Яков у нас тут свой отряд собрал… и дрался с белыми, не пускал их… это я хорошо помню, еще мальчишкой был тогда… а то, тоже был бы в том отряде, вот правда!.. А когда белые насели, то Яков Дорошко с десятком товарищей остался здесь, на берегу, задержать их… чтобы остальным спастись, потому что иначе белые бы всех замучили… большая часть отряда направилась к Красной армии, а Дорошко с несколькими остался… защищал…
Далеко за рекой из-за горизонта выплыл узкий оранжевый серп луны. От него по воде побежала тоненькая золотая дорожка. Лодка, казалось, плыла по этой дорожке — и набегавшие на ее борта волны выглядели теперь не черными, а тоже золотистыми.
— И тогда погиб наш товарищ, Яков Дорошко, — продолжал колхозник. — Погиб вместе с товарищами… вот, значит, он перед этим и спрятал оружие, чтобы не досталось врагам… и эту записку положил в дупло… мол, вернутся люди из отряда, найдут… а они не вспомнили про этот тайник, так оно и осталось лежать… и записка, и оружие… вот оно что…
Клава дремала, положив голову на плечо Якову Ивановичу. Степа, поддерживая очки, не сводил глаз с колхозника, который уже закончил свой неспешный рассказ. Шурик поглаживал рукой приклад винтовки, что лежала возле него, и задумчиво смотрел вперед. Луна уже выплыла на небо и освещала темные берега, над которыми покачивались вьющиеся грустные ивы.
1
Комнезам (Комітет незаможних селян), орган Советской власти на селе, на Украине в 1920–1933 годах. Аналог Комбедов (Комитет бедноты) в России.