— Я знаю, — с грустью сказала Жервеза. — Знаю…
Слегка ослабив на шее свой разноцветный шарф, она достала из сумочки ключи и, не надеясь на положительный ответ, предложила:
— Ты можешь переночевать здесь, если хочешь. Твоя комната ждет тебя в любое время.
— Нет, спасибо, мам, — мягко сказал Сильвен, глядя, как большой, тронутый ржавчиной ключ с негромким скрежетом входит в замочную скважину старинной входной двери: еще один, знакомый с детства звук… И после небольшого колебания прибавил: — Я посижу немного в саду. Потом Эрве меня выпустит…
Жервеза отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Даже если Сильвен отказался от ее гостеприимства, он не смог устоять перед гостеприимством сада.
Однако она ничего не сказала по этому поводу, лишь произнесла ностальгическим тоном:
— Ну что ж, сынок, прогуляйся. Этот сад — твой дом.
Но Сильвен, конечно, догадался о ее мыслях.
«Дом? Скорее уж клетка», — подумал он, но все же решил не отказываться от прогулки.
Повесив свой шарф на вешалку в холле, Жервеза включила старинную люстру. Яркий свет резанул Сильвену глаза.
— Ну что, увидимся в четверг, в «Баскском трактире»?
— А что, есть другие варианты? — спросил Сильвен с невольной горечью.
— Я всегда оставляю себе выбор, — ответила Жервеза Массон, в то время как ее сын шагнул за порог, в душистую весеннюю ночь.
Минуты не проходит, как перед моей дверью уже стоят три копа.
Один из них ударяет в дверь кулаком.
— Полиция!
Ничего не остается, как открыть дверь. В конце концов, мне не в чем себя упрекнуть.
— Полиция, откройте!
Кажется, они начинают нервничать.
Я хватаю пульт и выключаю все мониторы. Потом вскакиваю с кресла. Убедившись, что мне нечего бояться, иду к двери.
Копы за дверью уже в бешенстве.
— Если вы не откроете, мы…
— Иду, иду!
Секунду я колеблюсь, не вернуться ли мне обратно, и толком даже не понимаю почему — из страха или из желания поиграть. Но любопытство пересиливает.
— Вот, открываю, — говорю я, поворачивая колесико первого замка. Потом прибавляю: — Я заперлась на два замка, потому что сейчас дома больше никого нет.
Дверь отпирается долго: в общей сложности здесь четыре задвижки.
Когда копы видят мое лицо в проеме двери, они невольно отступают.
Я жду. Я знаю, что так всегда бывает.
— Добрый день…
Все трое, округлив от удивления глаза, входят в квартиру. Никто из них не произносит ни слова, но они, как и все, кто попадает к нам впервые, явно поражены размерами и красотой нашего семейного гнезда.
Комиссар Паразиа приближается к небольшой темноватой картине, висящей на стене над столиком с гнутыми ножками, и внимательно ее изучает. Узнал ли он Гойю? Другой полицейский пристально смотрит в огромное цельное окно во всю противоположную стену гостиной.
Действительно, при взгляде в него трудно поверить, что находишься в Париже. Скорее уж можно представить, что снаружи дом окружен настоящим диким лесом — деревьями с густыми кронами, под которыми кипит буйная природная жизнь. Весной такое ощущение сильно, как никогда. Здесь, в «Замке королевы Бланш», мы живем словно вне времени…
Я отхожу в сторону и наблюдаю за копами, не зная, как лучше себя вести. Я привыкла к роли зрительницы, но сегодня герои моих «фильмов» сами ко мне явились!
— Видеокамеры — это здесь? — резко спрашивает комиссар.
Я подхожу к нему и пытаюсь напустить на себя ироничный вид, хотя на самом деле чувствую себя все более неловко в этой ситуации.
— Хотите увидеть мою небольшую инсталляцию, так?
— Вашу… что?
— Следуйте за мной, — говорю я и, не оборачиваясь, иду неслышными шагами по восточным коврам, устилающим коридор.
Когда мы приходим в «машинный зал», копы раскрывают рот от изумления.
— Но это… невероятно!
— Ну, так вы, наконец, мне скажете, в чем дело? — спрашиваю я ворчливо.
Глава 4
Сильвен почти час провел в розарии. Буйно цветущие розовые кусты, окружавшие корпус минералогии, в темноте казались единым телом громадного дракона, который уснул, обвившись вокруг здания. На некотором расстоянии от него обсаженная розовыми кустами аллея превращалась в туннель — ветви переплетались над ней, образуя благоухающий свод. Цветочный аромат, еще усилившийся с наступлением ночи, щекотал ноздри и гортань молодого профессора. Сильвен лег на скамейку и закрыл глаза; понемногу его начала убаюкивать симфония запахов и звуков. Несмотря на отдаленный шум автомобилей на улице Бюффона, вой полицейской сирены, доносившийся со стороны гобеленовой мануфактуры, и отзвуки грохочущих товарных поездов, слышавшиеся со стороны Аустерлицкого вокзала, у Сильвена было ощущение, что он выпал из времени.