Невероятное зрелище захватывает меня: все здесь кажется более просторным, более глубоким, более… реальным. Лес простирается вдаль до бесконечности. Среди деревьев тут и там поблескивает гладь воды, и невозможно понять, то ли многочисленные острова занимают огромное водное пространство, то ли весь лес полон небольших озер. Но в самом сочетании этих сверкающих водяных зеркал с густой сочной зеленью ощущается гармония, почти поэзия. В каждом из них отражается мягкий свет Аркадии — умиротворяющий, бессолнечный, не омраченный тенями облаков. Что-то подобное можно увидеть летом перед восходом солнца или предзакатным вечером накануне Иванова дня. Так же как стелящиеся в воздухе ароматы, яркие краски четко разграничены: они образуют прекрасную многоцветную симфонию, но не смешиваются. Сочная зелень деревьев, светло-голубая гладь озер, нежно-розовое небо кажутся почти осязаемыми, как краски на холсте. А эти руины, увитые плющом, эти остовы башен, каркасы домов, разрушенные замки, почти не различимые под буйно разросшейся зеленью, — какой ностальгический оттенок они придают всей картине!.. Может показаться, что эти разрушенные строения именно такими и были созданы изначально, чтобы воспеть победу растительности над камнем, природы — над искусством. Это воплощенный гимн природе — торжествующей, абсолютной, всепоглощающей.
От такой красоты у меня перехватывает дыхание. Все мои чувства обостряются. Как мне хотелось бы взмахнуть крыльями, взлететь и долго парить над этим миром весь остаток своих дней — в счастливой уверенности, что здесь ничто никогда не изменится. Утешение постоянства, умиротворение вечности…
Однако, несмотря на абсолютное, почти болезненное совершенство этой картины, что-то меня беспокоит.
Осознав наконец, что шаги Сильвена и белых обезьян постепенно отдаляются, я понимаю: шорох мелких камешков, дождем струящихся у них из-под ног по крутой тропинке, заставляет заметить самый необычный элемент окружающей обстановки — полную тишину.
Здесь действительно не слышно ни звука. Ни пения птиц, ни шума листвы, ни скрипа деревьев. Ни единого шороха. Все безмолвно, даже ветер нем. Я вижу, как колышутся деревья, кусты и трава; даже волокна мха шевелятся под легким бризом. Но их танец — словно балет без музыки. Как будто кто-то выключил звук.
И эта тишина искажает совершенство окружающего мира, делает его мрачным, даже слегка зловещим.
Наконец, прислушавшись, я различаю слабый плеск воды в лесных озерах — но и он напоминает слюнявое шамканье старческих ртов… Эти звуки почти омерзительны: можно подумать, в лесу скрывается целая армия гурманов-каннибалов, лакомящихся чьей-то нежной плотью и свежей кровью… Однако ничто не указывает на то, что этот немой мир обитаем. Единственная жизнь в нем — растительная: листья и кора, трава и вереск… Незапятнанный, чистый, девственный мир…
«А может быть, это рай?..» — спрашиваю я себя, все больше пугаясь, и наконец начинаю спускаться по тропинке.
По мере того как я приближаюсь к лесу, мои страхи только усиливаются. Но, может быть, они беспочвенны?.. Ничто здесь не внушает тревоги, не вызывает подозрений. Напротив, эта бесконечная сельва дышит спокойствием и умиротворением. Однако полное отсутствие звуков заставляет меня вспомнить о тех слегка деформированных зеркалах, которые так неуловимо искажают отражение, что невозможно точно понять, в чем именно изъян; в результате человек, смотрящийся в такое зеркало, начинает сомневаться в своей способности восприятия.
Я спускаюсь дольше всех. Ноги как будто отказываются двигаться по земляным ступенькам. Я все время боюсь, что при следующем шаге земля провалится у меня под ногами и я полечу вниз, в бездонный колодец… Конечно, это совершенно иррациональный страх — но разве в окружающем мире есть хоть что-то рациональное? Я пытаюсь убедить себя, что каждый шаг приближает меня к цели, к завершению моего расследования, — но мысль об этом тоже меня ужасает! Что я увижу там, в конце пути? Что скрывается за этим идеальным миром, за этим волшебным лесным царством? С самого начала своей авантюры я вынуждена была брести вслепую сквозь хаос. И вот теперь эта тропинка без всяких препятствий ведет меня прямо к разгадке всех тайн. Не слишком ли все просто? Не ловушка ли это? А ведь меня по-настоящему захватила эта параллельная жизнь, которая началась у меня с той ночи, когда были похищены пятеро детей в нашем квартале… Как далеко остались мои родители, Мюгетт, лицей, «машинный зал» с его компьютерами и камерами наблюдения… В каком-то смысле я, одинокая «сверходаренная» ученица, со скуки подглядывающая за соседями, нашла для себя другую, гораздо более подходящую реальность, параллельный мир, где я чувствую себя на месте, где у меня наконец-то есть смысл существования. Говоря начистоту, я уже заранее тоскую об этом, еще не завершившемся приключении, словно пронзительная красота окружающего мира, этого потерянного рая, заполняет меня, проникает в плоть и кровь — и я сама становлюсь частью того Эдема, который мне рано или поздно предстоит покинуть.