Воды на суп не хватило. Надо идти на колонку, а ведро куда-то запропастилось. Должно быть, вчера осталось в сарае.
Девочка кинулась в сад. Дверь в старый сарай обычно была полуоткрыта. Сегодня, как нарочно, ее кто-то плотно прикрыл.
«Наверно, Маша. Вечно ей разбойники мерещатся!»
Таня с силой дернула тяжелую дверь и тут же отступила. В сарае ясно слышался лай собаки. Звучал он странно, приглушенно, будто собачью челюсть сжимали рукой.
Удивительно!
Таня стояла в нерешительности. Вдруг собака злая? Может позвать Машу? Ведь сарай у них общий.
Однако от этой мысли она сейчас же отказалась — Маша такая трусиха.
Рычание и лай усилились. В глубине сарая послышался шорох, потом мальчишеский голос:
— Тубо, Каро!
Таня не успела опомниться, как из темноты сарая перед ней появился подросток лет пятнадцати.
У незнакомца было тонкое смуглое лицо. В волосах застряли сухие веточки.
«Должно быть, спал на земле», — мелькнуло у Тани. С минуту она и незнакомый мальчик пристально смотрели друг на друга.
— Ты что здесь делаешь? — наконец обрела голос Таня.
Мальчик смущенно улыбнулся.
— Я ночевал. Устал очень. Я потом уйду.
В манере говорить слышалось что-то нерусское. Собака снова залаяла.
— Не бойся, это Каро! Он умный.
Однако когда Таня собралась войти в сарай, незнакомец загородил ей дорогу.
— Не надо. Каро не любит чужих.
Таня вскипела.
— Это наш сарай. Чужой ты, а не я. Мне нужно ведро.
— Вот это? — Подросток протянул ведро, по-прежнему загораживая вход.
Таню это разозлило.
— Уходи! Взялся неизвестно откуда и мешаешь. Дедушка вернется, он тебе задаст!
Мальчик опустил голову.
— Я только хотел отдохнуть. Сейчас пойду.
Тане стало стыдно. Она молча следила, как мальчик возился в сарае, отвязывая собаку. Наконец он вышел в сад, ведя на поводке пуделя. Пудель казался вовсе не сердитым и только обнюхал ноги незнакомки.
— Ой, — восхищенно сказала Таня, — настоящий маленький лев!
— А ты больших видела? — усмехнулся мальчик.
— Конечно. В цирке и еще в зоопарке. Дедушка возил нас в Москву.
— Каро работал в цирке.
Таня недоверчиво взглянула на собеседника.
— В цирке собаки ученые. Они умеют танцевать.
— И Каро умеет. — Мальчик оживился. — Каро, вальс!
Собака встала на задние лапки и, тщательно выделывая па, закружилась по площадке. Хозяин тихо аккомпанировал ей свистом.
Таня в восторге оглянулась. Как ей хотелось, чтобы Маша увидела необыкновенное зрелище! Но, будто нарочно, никого поблизости не было.
— Поблагодари почтеннейшую публику, Каро!
Пудель склонился в низком поклоне. Девочка засмеялась.
— А теперь попрощайся! Мы уходим.
Пес не хотел прощаться. Он сел и жалобно заскулил, оглядываясь на сарай.
— Каро там понравилось. Не хочет уходить, — поспешно сказал мальчик.
— Понравилось? Там темно и жестко. Надо было постучать в дом.
Таня остановилась, представив себе, как бы реагировала на неурочный стук раздражительная мать Маши, Клавдия Матвеевна, и быстро продолжала:
— Ты и Каро, верно, хотите кушать? Пойдем обедать, ладно? Только я не очень умею стряпать. И суп еще не готов.
Гостя не пришлось уговаривать.
— Вместе давай приготовим. Я все привык делать.
— Как тебя зовут?
— Ян.
«Ян — нерусское имя, — размышляла Таня. — Как он очутился в сарае? Насчет обеда хвастается. Обед варить мальчишки не умеют».
Но Ян не хвастался. Он быстро разжег погасшую плиту, почистил овощи, поставил суп на огонь. Работая, он все насвистывал. Таня не утерпела.
— Скажи, как ты попал сюда?
Ян подмигнул ей.
— Расспрашивают после обеда, когда гости сыты. Не так разве?
Девочка густо покраснела.
Наконец они уселись за стол. Каро получил целую миску вчерашней каши, обильно политой супом, и косточки. Собака ела деликатно, облизывалась, поглядывая на мясные косточки.
Поев, пудель отошел в угол и лег на постеленный ему коврик, не спуская преданных глаз с хозяина.
После обеда Ян быстро и тщательно вымыл посуду и огляделся, как бы спрашивая, что еще нужно сделать.
Таня подошла к буфету.
— Подавай мне тарелки. Будем ставить в буфет, — предложила она.
— Лови! Алле-ап! — неожиданно крикнул Ян.
Не успела Таня опомниться, как большое блюдо скользнуло прямо к ней в руки. Хорошо, что оно было эмалевое, небьющееся.
— Ой, не надо бросать! Мы все разобьем! — Таня сердилась и смеялась.