— Тебе три тысячи двести лет — и ты всё ещё держишься бодрячком! — замечаю на это.
— Я дожил до своего возраста, потому что в своё время выбрал путь политических интриг, а не сражений на поле боя. Быть в курсе всего происходящего… довольно бодрит, — отзывается Синь Шэнь.
— Ты оговариваешь себя: я в курсе, как хорош ты в бою, — не соглашаюсь, — ведь именно ты достал для меня мои алые шелковые ленты, сразившись с древним пауком-шелкопрядом, обитавшем на краю моей долины!
— И целых пятьсот лет после такого же полу-тысячелетнего траура ты занималась боевыми искусствами, отрабатывая приёмы с этими лентами, ставшими грозным оружием в руках молодой Высшей Богини, — кивает Синь Шэнь, припоминая картины из прошлого.
— Да, помнится, по какой-то причине я долго не могла принять свою истинную форму… я абсолютно её игнорировала и все время проводила в тренировках с лентами. К слову, они всё ещё при мне, — приподнимаю широкие рукава и демонстрирую притаившееся до поры до времени живое оружие, обвившее оба предплечья до локтей… — Интересно, а что за траур я тогда носила — и по кому?
Встречаюсь глазами с Синь Шэнем и замечаю, как напрягается его взгляд.
Точно. Я же сама решила не спрашивать о том, что предпочла забыть.
— Не отвечай, — отворачиваюсь от него, — я уже сделала свой выбор.
Моё восхождение до Высшей Богини стоило мне дорого. Пройдя испытание в смертном царстве в возрасте пяти ста лет, я вернулась в Шёлковую Долину и ещё столько же лет провела в глубоком трауре — теперь уже понятия не имею, по кому. Родители боялись, что я и вовсе зачахну, и хотели просить летописца дать мне шанс испить воды из Чаши Забвения, от которой я в своё время отказалась. Но помнить свою жизнь в смертном царстве или нет, ты должен решить сразу по возвращению с испытания.
И когда я вернулась, я решила помнить.
Летописец ничем не мог мне помочь. И тогда Синь Шэнь нашёл в архивах какого-то вымершего клана заклятие, способное стирать память у Высших Богов. Он избавил меня от моей боли и пошёл сразиться с одним из опаснейших священных животных — пауком-шелкопрядом, чтобы добыть для меня его сокровище — волшебные шелковые ленты, которые смогли бы отвлечь меня и завладеть моим вниманием не на одну сотню лет… ведь изучение их свойств, а после — попытка овладеть ими, как оружием, занимала колоссальное количество времени, которым как раз располагала тогда ещё юная Высшая Богиня, лишившаяся памяти о большей части своей жизни…
— Я должна поблагодарить тебя, Синь Шэнь. Ты буквально спас меня тогда, — произношу негромко.
— Ты вспоминаешь о событиях двухтысячелетней давности. Ты меня пугаешь, — отстранённо отзывается лис, отводя взгляд.
— Я просто не хочу быть неблагодарной, — протягиваю.
— Ты неблагодарная, прими это, — отвечает на это Синь Шэнь.
Хочу вновь ткнуть ему в бок, но останавливаюсь, поняв, что он прав. Действительно — неблагодарная.
Я не ценила его всё это время и продолжаю это делать даже сейчас, ворча во время каждого прихода старого приятеля.
Он тоже ворчит на меня, но делает это скорее по привычке, а не потому, что устал от меня или действительно недоволен мной.
Он был тем, кто тянул меня всё это время из бездны тоски и грусти. И он был тем, кто в итоге вытянул меня и вернул к жизни — а я даже за это его не отблагодарила, вновь погрузившись в уныние, спустя каких-то пару сотен лет…
Кажется, моя хандра — это уже хроническое состояние души.
— Синь Шэнь, давай найдём тебе жену, — произношу в итоге.
— Это так ты решила меня отблагодарить? — косится на меня старый лис с прекрасным лицом, которое всегда так странно не сочеталось с эмоциями древнего божества.
Такое выражение пошло бы скорее старику, чем молодому красавцу с обаятельными раскосыми глазами, привлекавшими внимание всех богинь вокруг.
— Гэгэ, а ты в курсе, насколько у тебя распутный взгляд? — неожиданно присматриваюсь к нему, — Это вообще законно — иметь такие глаза?
— Раньше ты их даже не замечала, — отворачивает голову Синь Шэнь.
— Зато сейчас заметила, — возвращаю его подбородок к себе, — ты себе внешность изменил за последнюю тысячу лет?..
— Ничего я себе не менял — каким родился, таким и остался, — вновь освобождаясь от меня, произносит Синь Шэнь, на лице которого откровенно читалась досада.
И что ему опять не нравится? Я же в комплиментах тут рассыпаюсь вовсю!
— Что себе позволяет эта девица? — слышу изумленный голос за своей спиной и вижу, как божества вокруг начинают отступать в стороны, — Господин Лин Хун, вы привели на небо очень невоспитанную богиню. На это сложно смотреть!