Но вот за поворотом показались в синей дымке дома, прилегающие к пристани с длинным названием.
А следом за ними стало видно большое русское село.
На дебаркадере путешественников встретила женщина в белой фуражке.
— У селектора вас ждет Уфа, — сообщила она Фатиме.
Фатима заколебалась: стоит ли разговаривать, раз нужно срочно отправить Шакира к врачу.
— Потерпишь? — ласково спросила она пострадавшего.
— Конечно, потерплю, — отвечал Шакир. — Мне и не больно совсем.
Вожатая подошла к селектору и сказала:
— Фатима Мансурова слушает.
— Здравствуйте, товарищ Мансурова, — весело послышалось из селектора. — Как дела?
— Спасибо, хорошо.
— Как ребята? Не болеют?
— Нет… не болеют…
— Какие трудности?
— Пока никаких.
— Так уж никаких?
— Да, — сухо ответила Фатима, почувствовав, что представитель Уфимского общества туристов склонен к разговору неторопливому и длительному.
Уточнив день и час прибытия туристов в столицу республики, уфимский товарищ пожелал команде счастливого плавания и распрощался с Фатимой.
— Где у вас больница? — спросила Фатима женщину в белой фуражке.
— Ой, миленький ты мой! — всплеснула руками женщина в фуражке, только сейчас обратив внимание на забинтованную руку Шакира. — Что же с тобой стряслось? Не змея ли укусила? Или упал?
Болтливые люди! Они не понимают, что праздным своим любопытством, непреодолимым желанием во что бы то ни стало высказаться по поводу того, о чем никто их не спрашивает, они не только понапрасну отнимают время у себя и у других, но часто еще и наносят вред.
— Ой, как же вы хорошо загорели, детки милые вы мои! Какие вы все красивые! Любая болезнь вас испугается и от вас убежит! А знаете, у меня тоже есть племянник — ну точно такой, как вы. Он…
— Простите, — сдержанно, но решительно перебила женщину Фатима. — Где у вас тут врач?
— Ой, хорошая моя, врач-то наш в отпуске. Как на грех! Ему бы летом не уезжать, туристы все-таки, народу много, навигация, а она говорит: «Зимой не отдых». Врач-то — специальность особая. Врач…
— Что же делать? — снова не дала договорить Фатима. — Помогите нам, пожалуйста! Может, в колхоз обратиться, чтобы лошадь дали?
— О-о! Не знаю, не знаю…
— А можно, я в больницу от вас позвоню? — спросила Фатима.
— Можно, девушка, конечно, можно. Да только будет ли толк — врача-то нет на месте.
Фатима сняла трубку и набрала номер. Послышались короткие гудки.
— Да разве дозвонишься? Знаете, как трудно дозвониться! Вот однажды… — И болтливая женщина начала рассказывать какую-то новую историю.
Фатима снова позвонила, и снова было занято.
— Давай уж я сама позвоню, голубушка, — сказала женщина, — у меня, говорят, легкая рука.
«И язык», — подумала Фатима.
Женщине повезло, она сразу соединилась с больницей.
— Вот ведь что, — сказала женщина, положив трубку. — Оказывается, здесь она, у себя, на квартире. Уехать не успела. Бегите прямо к ней домой. Она женщина хорошая, мигом все сделает, что положено. Вот в прошлом году…
Евдокия Мироновна на самом деле приняла ребят очень хорошо.
— Через недельку Шакир будет здоров, — сказала Евдокия Мироновна, сделав ему полужесткую повязку, и дала какое-то лекарство.
Фатима поблагодарила врача и начала прощаться.
— Куда вы торопитесь? Посидите, отдохните! — радушно воскликнула Евдокия Мироновна и, ласково погладив Мидхата по голове, спросила его: — А у тебя что там такое — тоже ранение?
— Да не-е-ет, — смутившись, ответил Мидхат. — Так, чепуха.
— А у тебя почему глаза красные? — обратилась Евдокия Мироновна к Иршату.
— Спал мало.
— Э, нехорошо, дружок, нехорошо! А вы, девочки, как поживаете?
Получилось так, что Евдокия Мироновна, как бы между прочим, расспросила и осмотрела едва ли не всех ребят.
А потом прямо в саду на столике, стоявшем среди густой листвы, появился самовар, чашки, стаканы, ложечки, розетки и ваза с вареньем.
— Ступайте, ребятки, руки мыть, — сказала Евдокия Мироновна, — сейчас будем пить чай.
Выглядела Евдокия Мироновна моложаво, хотя еще на пристани болтливая женщина в фуражке сообщила, что врачу под пятьдесят.
— Я очень люблю ребят, — сказала Евдокия Мироновна. — Сама в детдоме воспитывалась.
— Вы из детдома? — почему-то переспросила Фатима.
— Да, попала я туда в голодный год, после смерти родителей, когда было мне восемь лет. Сперва детдом наш находился под Уфой, в бывшем помещичьем имении. Потом перевели его в город Белебей. Оттуда часть ребят отправили в Ташкент, часть — на Украину. Спасали нас, детей, от голода.