– Виконт, вы, подождите.
Энтони оглянулся. К нему от ворот шел де Морс, в обычном своем легком облачении. Лицо его и голову, как всегда, скрывали выкрашенные черной краской шлем и пластины.
– Слушаю вас, шевалье, – повернулся к рыцарю Энтони.
Де Морс остановился паре шагов от виконта.
– Я хотел бы получить деньги. Я ведь дрался за вас. За это обычно берут не меньше 200 экю, но так как у меня сложности, хотел бы получить 250. Сойдемся на цене?
– Нет. То есть, готов дать и больше, но пока денег у меня нет. Граф гарант сделки, но он болен. Сказали скоро выйдет к приему посыльного. Идемте со мной, там и попросим денег.
– Хорошо, сударь, как скажете.
И оба рыцаря быстро поднялись на крыльцо.
И проходя в приемный зал, они увидели графа де Монфора, выходящего из своих покоев.
Был граф Амори сам не похож на себя. Лицо его, всегда бледное, было синюшно-воскового оттенка, широко открытые тусклые глаза напряженно смотрели перед собой. Грудь почти не вздымалась. Жена с одной стороны, с другой ее брат Раймунд Транкавель поддерживали больного под руки.
Энтони хотел подойти к графу Амори, но его внезапно взяла оторопь. И он лишь поклонился проходившим мимо него владетелям. Шевалье же за его спиной лишь слегка опустил голову, по привычке сложив руки на рукоятке меча.
Энтони хотел последовать за всеми, но шевалье остановил его.
– Знаете что, я лучше запишу мои неудачные 250 экю в списке потерь. Прощайте, мой принц.
– Подождите. Брат отдаст вам деньги.
– Нет, виконт, поверьте уж старому рубаке, повидавшем многое.
– Почему? Вы намекаете на бесчестность?
– Никак нет. Намек в моем имени и девизе.
– То есть?
– Думайте, что хотите. Я уезжаю. Ситэ – проклятое место. И боюсь я сам его проклял.
Рыцарь хотел уходить, но увидел идущего по коридору епископа Арля.
И опять виконт поклонился прелату, а рыцарь слегка склонил голову. Следом через минуту прошли в тот же зал барон Ален де Руси и маркиз де Боде.
– И видеть не хочу, что там произойдет, – сказал де Морс, повернулся и быстро пошел к выходу.
– Стойте, – Энтони бросился за ним бегом.
Догнать быстро шагающего рыцаря удалось у самого выхода.
– Подождите же.
– Если хотите, проводите меня до ворот. Там и поговорим. Мой конь ждет меня под навесом.
– Хорошо. Прикажите вашему оруженосцу…
– У меня нет оруженосца. Я нанимал человека только для поединка.
– Но такого же не бывает.
– Поверьте, виконт, в жизни бывает все.
– У вас даже не отступление, а поспешное бегство. Что это значит, шевалье?
– Я могу сражаться с врагом по числу и силе превосходящим меня – но с колдовством, нет, сдаюсь сам.
– При чем тут колдовство?
– Идемте во двор.
Шевалье и виконт вышли за дверь и спустились с крыльца.
Когда они оказались при свете яркого дня, шевалье повернулся к молодому человеку.
– Вы видели графа? На нем слой женских белил, заметили? А запах идет трупный. Такое бывает при ранениях. Но он же не ранен. Если можете, тоже бегите отсюда.
– Это я ранен, шевалье. Моя рана еще не зажила и на ней повязка с мазью.
– Ну, оставайтесь при своем мнении.
– Шевалье, постойте. Давайте так, когда прием закончится, зайдем в покои брата. Все буду внизу, на обеде, и нам никто не помешает. Дождемся там, а вернется граф – и поговорим.
Де Морс задумался. Двести пятьдесят экю – это не мало для бедного бродяги.
– Что ж. Попытка не пытка. Пойдемте. Чем займемся пока?
– Идемте на кухню, перекусим. Надеюсь там найдется для нас кусочек жареного кабана.
– Надеюсь, что и мне перепадет от того кабана, – ответил рыцарь с усмешкой в голосе.
На кухне ближе к горящему под жаровней огню, сидел Жерар. Повар и мальчишки-помощники метались между котлами, а оруженосец виконта просто и лениво смотрел на огонь.
Увидев своего господина, оруженосец даже не пошевелился, справедливо полагая, что в кухне все равны.
Энтони и де Морс взяли себе по цыпленку, сели в отдаленном углу и стали разрывать добычу и вгрызаться в коричневую аппетитную корочку и отрывая кусочки еще суховатого куриного мяса. Попутно они поедали все, до чего могли дотянуться и закусывали кусками тушеной телятины, жареной форелью и медовыми пряниками.
Им стало смешно, и они наперебой предлагали друг другу совершенно несовместимые вещи, макали пряники макали в горчицу, а чеснок – в сахар. Больше всего смеха у них вызвали свежие яблоки с жирной бараниной.
Пирога попробовать им не дали. Но они были уже сытые, поднялись и вышли наружу, до тошноты уже надышавшись запахами жареных и вареных яств. Жерар тоже сытый, последовал за своим господином.