Лёгкое почёсывание зародилось где-то в глубине левой ладони, пока он щёлкал «мышью» и открывал письмо. Затем оно стало ощутимее, когда опустив приветственную часть, начал читать. И засосало под ложечкой, и зазудело тело, и начали шевелиться коротко остриженные волосы, и пришло ощущение долгожданной битвы, отодвинув на задворки планы тихой жизни.
Писал преподаватель истории местного университета. В прошлом году в местности Дьулаанхайа местными жителями обнаружены следы стоянки древнего человека; преподаватель просил оказать посильную помощь в организации и снаряжении экспедиции из числа студентов истфака.
Казалось бы, обнаружили и что? подумаешь, следы древнего человека, признаков присутствия современного, отойдя от города сколь душе угодно. Но что-то недосказанное или ненаписанное, что-то скрытое в самом подтексте зацепило Фёдора Витальевича. Что именно, не знал, но все признаки будущей авантюры и сон, со странными животными и дивным лесом, с некоторыми незначительными изменениями, снова приснился! Повинуясь внутреннему движению, он решил финансирование полностью взять на себя. Связался с преподавателем, Алексеем Оттовичем Шмидтом, выяснил, необходимую нужду и дал ему согласие в телефонном разговоре, состоявшемся после принятия положительного решения для себя.
После посещения студентов по приглашению Шмидта, предощущения только окрепли. Не запах денег чувствовал он, видел сияние славы. Дома его посетило давно забытое чувство тревоги. «Когда оно появилось? — думал Фёдор ночью, пытаясь анализировать события дня, отбросив попытки уснуть, — что явилось отправным моментом?» Прокручивал прошедший день мгновение за мгновением: мысленно по кадрам разбивая время, начиная с пробуждения и заканчивая просмотром вечерних новостей. И нашёл. Вызванный в памяти образ опоздавшего студента вновь заставил всколыхнуться грудь. Как его зовут? Петя … Пётр Глотов!..
— Позвоню-ка я Вите, — произнёс вслух Федя; жена что-то сонно пробурчала, поцеловав её в плечо, успокоил: — Всё хорошо. Спи!
Сон, крепкий и глубокий, восстановил силы и принёс облегчение.
Телефон друга не отвечал. Шли гудки. Затем обрывались. Федя упорно набирал номер и ждал. Настойчивым отворяют двери!
В трубке послышалось недовольное ворчание:
— Да…
— Опять нажрался, свинья старая! — вместо приветствия высказал Федя, — когда успокоишься?
Звучащая на все лады тишина повисла в трубке.
— Когда всё выпью, Федя! — тон голоса не изменился, — блин, чо вот ты спать не даёшь!
— Какой сон, — ответил Федя, — полдень на дворе.
В трубке снова послышалось невнятное ворчание.
— Не может быть, — пьяно проговорил друг.
Федя посоветовал:
— На часы посмотри, или выгляни в окошко.
Снова в трубке тишина, прерываемая сопение, скрипом матраса, звуком раздвигаемых штор и тихой восхищённой руганью.
— Дам тебе горошка, — наконец высказался Витя. — Колись давай, чо тревожишь.
— Приезжай в гости, в офис…
Витя перебил:
— В гости домой приглашают.
Федя, не обращая внимания, продолжил:
— … поговорим по душам, — и закончил елейным голоском, — давно не виделись. Соскучился!
Мозг Вити понемногу включался в работу.
— У тебя моя фотка есть? — спросил друг, — вот и посмотри, коли соскучился.
— И фотка есть, и воспоминания свежи.
— Какие ещё ежи? — удивился Витя.
Федя посоветовал.
— Ты давай просыпайся скорее, — и поправил: — не «ежи». А «свежи» — воспоминания. — И бестактно закончил: — Короче, жду!
— Не могу, — ответил друг и аргументировал отказ, — я болею!
В трубке раздался смех. Успокоившись, Федя сказал:
— Приезжай, разделю пополам с тобой твою боль, — коротко хохотнул, — у меня есть верное средство.
Тяжело ворочая неповоротливыми извилинами, пленёнными алкоголем, Витя ответил:
— Если только верное средство, — и прерывисто вздохнул. — Жди, врачеватель моей души.
Приглашённый из сервисного агентства официант, накрыл стол в небольшой уютной комнате отдыха, расположенной за дверью кабинета и надёжно скрытой умелой работой оформителя от посторонних глаз. Скромный аскетизм в интерьере, стол, два кресла и диван, на стенах, обшитых деревянными панелями качественные копии авангардистов начала прошлого века (Витя незатейливо называл их «квадратной мазнёй») ничего не говорил о пристрастиях хозяина.
К приезду желанного гостя на столе стоял графин с огуречным рассолом, овощные соления и грибы, отварной говяжий язык с хреном, холодная отварная говядина, хлеб, соусники с горчицей и аджикой. Рюмки для водки, пивные бокалы, тарелки и вилки; ножи отсутствовали. Ножи Витя недолюбливал, ворчал, тупые они, вечно возись с ними, теряя время.
Приехал Витя относительно быстро. Встретивший у ворот охранник провёл его на второй этаж, постучался, открыл дверь, вошёл первым и представил посетителя:
— Фёдор Витальевич, к вам гость, Виктор Викторович Рябцев!
С недавних пор Витю забавляла новая фишка, по совету супруги его при посещении представляли полностью по имени-отчеству и фамилии. Просто, без эпитетов, он пока не придумал, какими почестями себя наградить, не скажешь ведь, руководитель ОПГ, не все правильно поймут, истолкуют на свой лад.
Фёдор Витальевич, улыбаясь, вышел из-за стола, подошёл к другу и заключил его в крепкие объятия.
— Дружище, как же я рад тебя видеть!
Витя, освобождаясь из крепкой хватки, проговорил, покряхтывая:
— Ну, где там твоё лекарство?
Войдя в комнату отдыха, интуитивно отыскал взглядом графин с рассолом, жадно приник к краю и опустошил. Весело блестя глазками, бодрым голосом произнёс:
— О! вот теперь можно жить! — и шумно не литературно высказался, размахивая руками.
Федя, не ожидая от воспрянувшего духом друга такой прыткости, пропустил момент, когда Витя схватил его в охапку, стиснув крепкими руками:
— Асклепий ты мой дорогой, дай-ка я тебя расцелую! — и щедро обслюнявил Федины щёки.
Отклоняясь от влажных губ, Федя сказал:
— Витя … Витя, достаточно! Посторонние бог весть что подумают.
Отпустив друга, Витя Рябой уже с оптимизмом посмотрел на обеденный натюрморт на столе и. не присаживаясь, наполнил рюмки водкой:
— Выпьем, друг мой любезный, за нас. За нашу дружбу. Чтобы она, — тут голос Вити слегка дрогнул, — никогда не кончалась.
Рюмки мелодично пропели, друзья медленно выпили крепкий горький напиток.
— Ты закусывай, Витя, — Федя указал на стол, — а я распоряжусь, когда подавать горячее, — и нажал кнопку вызова секретаря.
Постучавшись, неслышно ступая, в комнату вошёл официант. Владимирцев попросил лишний раз не беспокоить; горячее подадите через час. Официант безмолвно кивнул и скрылся за дверью.
Хрустя квашеной капустой, Витя спросил:
— Не водку кушать же ты меня позвал? — и наполнил рюмки, — понадобились, значит, мои скромные услуги.
— Не услуги. Работа.
Челюсти Вити, перемалывавшие язык с хреном, остановились на полпути; наклонившись, он переспросил:
— Работа?! Такие, как я не работают.
Федя выпил.
— Знаю, — взглядом указал на рюмку в руке, — пей лекарство. Доктор приписал. — Дождался, пока друг выпьет и добавил, что он тоже не работает, но работу выполняют работники.
Витя к рюмке не притронулся. Проглотил пластик языка, вытер губы наружной стороной кисти.
— Темнишь, Федя, — он прищурил глаза, хрустнул пальцами рук. — Мутки всякие не люблю.
— А золото любишь? — спросил громким шёпотом Федя, резко наклоняясь вперёд, галстук проехался по закускам и, почти коснувшись лба друга, повторил: — Золото … любишь!..
Тщетно напрягая извилины, Витя Рябой силился вспомнить, кто его уже пытался за прошедшие сутки соблазнить рыжьём. Помассировал ладонями лицо, соединил их перед собой, будто собираясь молиться.
— Сколько?
Фёдор Витальевич любил держать в напряге конкурентов и друзей, задавая в лоб неприятные вопросы или говоря пикантные вещи. С другом этот вариант не пройдёт. И, поменяв тактику, завёл речь, не касаясь конкретно поднятой самим темы, вскользь упоминая что-то, давно забытое. Всё время вставлял в путаную речь беседы, разбавляя монотонность, яркое «ты мне друг или куриная ляжка», радужное «мы друзья или заячьи хвостики», кумачовую строгость слов «я так понимаю, дружба дружбой — табачок врозь» и одиозно-оранжевое «пуд соли не съели, но половину-то точно!», будто запутывал следы зверь, уходящий от погони.