— Что подозрительно-то?
— Говорю же тебе, сугроб больно великоват. Остальные помельче.
Тимофей схватил за сук увесистое полено из поленницы и бросил, крякнув, в сугроб. Подняв облако снега, оно опустилось под окном.
— Видишь, ничего не случилось. Где-то снега больше, где-то меньше. — Назидательно произнес Тимофей. — А тебе все кажется. Крестись!
Гриня еще постоял, всматриваясь в снежные сумерки, пытаясь что-то рассмотреть в снежной мешанине под окнами избы, затем сплюнул и отвернулся.
Мгновение спустя от завалинки через улицу промелькнула серая тень и скрылась за ближайшим поворотом, растворившись в усиливающейся метели.
Пустоту возле завалинки быстро замело снегом. Завыла во дворе штаба собака, чем-то встревоженная, высунув нос из будки. Следом ей забрехали псы соседских домов. Их гулкие голоса соединились с воем метели и уже, было не разобрать, где лает пес, а где беснуется пурга.
— Вот такие дела, братья-казаки, — сказал атаман Казанцев. — Слушаю ваше мнение.
Казаки заговорили вразнобой, предлагая свои кандидатуры. Немного послушав, атаман предложил выслушать писаря Андрейчука. На лицах казаков отразилось недоумение — что? зачем? Атаман поднял вверх правую руку и голоса смолкли.
— Братья-казаки, — начал он, — Антон зачитает списки казаков пообозно. Их составил я. Можно подправить. После заслушивания. — Обратился к писарю. — Читай!
Басовитым голосом Антон зачитал фамилии казаков.
Всего обозов будет четыре. Каждый сопровождают шесть человек со старшим. Маршрут следования у каждого обоза свой. Старший обоза узнает маршрут в день отъезда. Цель одна — сопровождение добытого золота в Томск и Иркутск. И главное — обоз выезжает ночью.
— Отчего такая секретность? — спросил вахмистр Неделин.
— Да, — отозвался есаул Прокудин с места. — Всегда возили золото. Случались нападения на обозы, отбивались. Не без потерь конечно. Сейчас что изменилось?
— Случилось то, что Россия втянута в войну, желающих поживиться за счет казны всегда в избытке, в темные времена их количество вырастает в разы. — Спокойно ответил, не вставая, Казанцев. — Удовлетворил любопытство, Миша?
— Да, батька атаман, — глядя ему в глаза, ответил Прокудин. — Хотелось бы ясности.
Казанцев встал из-за стола, оправил мундир.
— Ясность, братья, одна: доставить груз до места назначения без потерь.
На следующий день метель утихла.
Улицы города перемели высокие сугробы. Дворники расчищали тропинки, разбрасывая снег по сторонам.
В морозном воздухе на чистом безоблачном небе, ярко сияя, висело зимнее ласковое солнце.
Запряженные в сани, летели тройки, звеня бубенцами. В морозном воздухе далеко разносилось их звонкое пение, и отрывисто звучал свист кнута.
В санях сидели пассажиры, укутавшись в теплые шубы; из высоких воротников виднелись раскрасневшиеся на морозе щеки и носы.
Возницы, сидя на козлах, подбадривали себя свистом и подгоняли упряжных ударами кнута. Отвороты кожухов, заломленные шапки и бородатые лица украшал иней от выдыхаемого горячего дыхания.
Устоялась настоящая северная зима.
Атаман Казанцев разминался во дворе — замахнувшись колуном, с одного удара раскалывал пополам крупные лиственные поленья, промерзшие на морозе до серебряного звона.
Колоть дрова было его любимым занятием, и тренировка мышц, и ежедневная поддержка тонуса. Рядом два казака пилили на козлах толстое бревно, пила хищно металлически пела, вгрызаясь в плоть древесины, щедро выплевывая на снег мелкую крошку опилок. От работы атаман и казаки упрели. От спин поднимался вверх легкий парок. Изредка они отвлекались, шли в избу, пили чай с медом, калачами и сушками.
Ближе к обеду снова подул колкий северный ветер. Солнце спряталось за набежавшие тучи, грозно нависшие над заснеженным миром дамокловым мечом. Легкие сумерки наполнили пространство, и атмосфера стала плотной, как свежеиспеченный ржаной хлеб.
Атаман прекратил работу, выпрямился, поднял лицо вверх, посмотрел на набежавшие тучи и вздохнул тяжело. Не хотелось, ох, как не хотелось ему отправлять казаков на верную смерть, а то, что оно обстоит именно так, он был уверен. Он думал о том, что будет говорить родным, а не то, что скажет казаком в напутственной речи. Он долго думал, взвешивал слова, но никак не мог найти нужных. Утешение им не надо. Почетно, сложить голову, служа Отчизне. Не просто в пьяной драке налететь на острый нож, а в схватке с противником выиграть умением и ловкостью, а уж ежели и погибнуть, то взять с собой три-четыре вражеских жизни.
Холодок пробрал тело, атаман передернул плечами, вернулся в действительность из мира раздумий. «Пора заканчивать, — подумал он. — Время обедать». Заложив пальцы в рот, громко свистнул. От неожиданности вспорхнули воробьи с забора и закружились в морозном воздухе. Одни вороны остались сидеть на поленнице, не обращая внимания на мелочь, карими умными глазами внимательно следя, что же дальше будет делать атаман.
Пила перестала звонко петь в руках казаков, и они посмотрели на атамана.
— На сегодня будет, братья казаки, — сказал он. — Прошу к столу!
Казаки накинули на плечи кожухи, свернули самокрутки, прикурили, и поплыл по двору сладковатый запах махорки.
— Как ты думаешь, Степан, — обратился один к другому, — попадем нынче в охрану обоза?
— Хотелось бы, Костя, но люди предполагают, а бог располагает. — Ответил Степан степенно, куря.
— Вчера обращался к атаману с просьбой зачислить.
— Что он сказал?
Костя указал взглядом на напиленные поленья и наколотые дрова.
— Предложил поучаствовать в заготовке дров. Судя по погоде, зима выдастся суровой.
Степан докурил и бросил окурок в ящик с песком.
— Брат написал с Кубани, отправляются в конце октября на фронт. Настроение боевое, пишет, руки горят надрать зад немчуре. Передает привет всем нашим казакам. Спрашивает, когда из наших кто поедет.
— Будешь отвечать, передавай привет также. А когда воевать ехать не нам решать, мы приказы выполняем. Отдадут — и вперед!
— Да скорее бы уж! — протянул мечтательно Костя.
— Пойдем обедать, негоже заставлять атамана ждать. — Закончил Степан.
После обеда атаман Казанцев работал над документами. Проверил еще раз списки казаков, едущих сопровождать ценный груз. И снова мысленно вернулся к самому важному вопросу, оглашать или нет казакам, что они везут, за что сложат головы. От тяжких дум его оторвал громкий голос в сенях. «Петруша!» — радостно екнуло сердце. Петруша, Петр Глотов, сын его друга, пропавшего три года тому на весенней охоте. Долго искали следы сильного и смелого казака, но так и не отыскали. Не выдает тайга своих тайн.
Петр влетел в комнату и остановился на пороге, раскрасневшийся с мороза, молодое веснушчатое лицо дышало свежестью и здоровьем.
— Батька атаман, разреши обратиться, — с ходу выпалил он.
Казанцев пригласил жестом руки войти и сесть за стол. Однако Петр остался стоять на пороге, будто ожидая повторного приглашения. «Совсем как отец», — подумал Казанцев.
— Проходи, присаживайся, Петя, в ногах правды нет.
Петр пробежал к столу и взялся за спинку стула.
— А мне кажется, есть! — с трудом сдерживая эмоции, произнес он.
Казанцев улыбнулся.
— Да-да, в молодости много чего кажется! Сам таким был.
— Нет, батька атаман, — не унимался Петр, — вас стороной не обходили…
Казанцев поднялся со стула и грозно произнес.
— Кого и когда обошли? Уж не тебя ли?
От слов атамана у Петра отваги поубавилось.
— Меня.
— И в чем же?
Петр замялся, стиснул руками папаху, опустил голову, но промолчал.
— Что молчишь, казак, как девица красная? Смущенный стоишь, будто что непотребное увидел, слово молвить не можешь?
Петр прокашлялся и сказал:
— Слух меж казаков, обоз с металлом везут, списки составлены. Уже имена известны. А меня среди них нет. Разве это справедливо? А? батька атаман?!
Пришло время удивляться атаману. Нахмурив брови, он с расстановкой произнес:
— Списки, говоришь, составлены. Имена, значит, известны. О-о-очень интересно…