Александра Петровича нисколько не смутило опровержение друга, ведь он всего лишь выдвинул несколько абстрактную, но стройную гипотезу, что события, происходящие и должные произойти, неразрывно связаны с годом и его названием по восточному календарю.
— Пойми, Силя, — чуть не хрипя, вещал в трубку друг, — я не претендую, что ты, на роль первопроходца!
— А как хотелось! — съязвил Сильвестр Борисович и мгновенно перевёл стрелки разговора на другой путь, — что там у тебя играет?
— Высоцкий! — с гордостью ответил друг.
— Разбойничья?
— Да!
— Поставь сначала и сделай погромче.
На другом конце связи исполнили просьбу.
Любимый голос с хрипотцой терзал и, одновременно, ласкал слух. Но Сильвестр Борисович слушая слова, думал о своём. Друг был занят тем же.
— Ну, что, — спросил после прослушивания Сильвестра Борисовича друг, — не жалеешь, «что тебе отсрочка»?
— Мне-то что, — отозвался Сильвестр Борисович, — я-то знаю, что «на верёвочке твоей нет ни узелочка».
Утро выдалось изумительно тихое и спокойное.
Идиллия сна царила в палаточном городке.
Даже в природе преобладала тишина. Она доминировала над окружающей местностью. Не щебетали птицы в лесу; не резвился шаловливо ветерок, расчёсывая шёлковые кудри в частых гребнях веток сосен и елей; скромно, как невесты, застыли берёзы, не звенят заливисто зелёными монистами листвы. Казалось, забыли проснуться с рассветом запахи и ароматы. Едва заметная сиреневая дымка таёжных сновидений таяла, убегая и прячась в гуще зарослей от солнечных лучей.
Алексей Оттович лежал с закрытыми глазами и старался понять внутреннее состояние, пришедшее с пробуждением. Чувство, называемое конфабуляция, не покидало его, материалиста и учёного в третьем поколении, ощущение повторения переживаний, когда-то давно, возможно в прошлой жизни им испытанных. Он прислушался к звукам извне. «Спят, ребятки! — констатировал он, — пусть отдыхают. Сегодня им предстоит многокилометровый поход. Силы пригодятся».
На выходе из палатки встретился взглядом с Косиндо. Улыбнулся, кивнул и приложил указательный палец к губам, жестом руки показал в сторону леса, предлагая прогуляться. Эдуард Алексеевич кивнул.
— Что за воздух, просто прелесть! — восхитился Алексей Оттович, медленно ступая по пружинящей хвое, — городской напитан и пропитан совершенно другими ароматами.
— Полностью согласен, — отозвался Эдуард Алексеевич.
— Сегодня идём на Урун тыл, — сказал Алексей Оттович. — Как на это смотрите?
— Положительно, — ответил Эдуард Алексеевич, — задумка отличная. Для них, ребят, большую часть жизни проживших среди пыльных улиц и запахов уличных туалетов, к сожалению, они всё ещё присутствуют в экстерьере нашего города, это будет увлекательное путешествие и полезное одновременно. Пусть возьмут с собой фотоаппараты и видеокамеры, прекрасный способ запечатлеть ускользающие моменты жизни. Но я, вынужден вас огорчить, вам компанию не составлю. Простите.
— Очень жаль, — опечалился Алексей Оттович, но тотчас воспрянул духом, — но как это у вас здорово получилось — запечатлеть ускользающие моменты жизни!
Возвращаясь, они услышали звонкие девичьи и немного грубоватые юношеские голоса, визг и смех.
— Юность — прекрасная, беззаботная пора, — обратился Шмидт к Косиндо.
Он поддакнул и что-то неразборчиво пробурчал.
Известие, что в предполагаемый поход отправятся пешком, ненадолго смутил студентов, раздались вопросы, для чего тогда им оставили квадроциклы. Но Алексей Оттович остановил нарождающуюся бурю; мотивированно объяснил, как отличные результаты достаются кропотливым трудом, так и воспоминания будут крепче, если расстояние до цели измеришь ногами, поймёшь состояние первопроходцев, которые шли не торёными путями.
— Ведь для них никто не прорубал просеки и не прокладывал дорог в степи, — закончил Алексей Оттович, — поглощая огромные расстояния шаг за шагом, они познавали красоты открываемого ими нового мира.
Грунтовая дорога на Урун тыл, пропитанная пылью и густым ароматом тайги, пролегала вблизи посёлка Белые пески. Вышедший к околице отряд остановил громкий окрик:
— Добрый день! Это вы студенты-археологи из Якутска?
Алексей Оттович и студенты повернулись на голос.
Из густой тени старого амбара с провалившейся крышей вышел низкорослый, полный мужчина в камуфляже с винтовкой за спиной.
— Да, — ответил Шмидт. — Я руководитель, Алексей Оттович Шмидт.
— Протопопов Гаврил Семёнович, егерь, — представился мужчина. — Рад знакомству.
— Взаимно! — хором прокричали студенты.
Егерь поинтересовался, куда они держат путь. Шмидт ответил на Урун тыл, затем к Таас тобо, познакомить ребят с природным чудом нашей республики.
— Айка! — громко воскликнул егерь, — это в такую даль пешком! Зачем ноги зря сбивать. Сейчас подгоню «буханку» и с ветерком прокачу до места. Моргнуть не успеете.
Забираясь в салон машины последним, Петя Глотов заметил стоящую поодаль светловолосую девушку в просторном летнем платье. Что-то в ней показалось Петру знакомым.
— Кто эта девушка? — спросил Пётр у егеря.
Егерь хитро улыбнулся в усы, узкие глаза сощурил в сплошные щелки.
— Айна Красноштанова. Приехала домой на каникулы, учится в Якутске в художественном училище, — пояснил он и спросил. — Понравилась?
Петя не ответил, забрался в салон и протиснулся между товарищами.
— Понимаю, — усмехнулся егерь. — Наши девушки самые красивые в Якутии!
Как всегда в разговор втесалась Надя, всё, что касалось Петра, её не оставляло равнодушной.
— Смотри, Петя, — сказала она нарочито громко, чтобы слышали всё, — я не ревнивая, но с домом будут проблемы.
Айна проводила УАЗ со студентами с сильно бьющимся сердцем. Несмотря на расстояние, она узнала юношу, повернувшегося в её сторону. «Не может быть, — подумала, чувствуя прилив крови к лицу и бегущий по телу жар, — это ошибка. Это не он».
Некоторые достижения в технике иногда идут человеку на пользу.
Машина преодолела расстояние до конечной цели за сорок минут, на которое при пешем ходе затратили бы не менее двух с половиной часов.
Конечно, гонка по извилистой дороге, когда под колёса так и норовят заскочить вьющиеся щупальца корневищ деревьев, выползшие погреться на солнышке после долгой зимы и добавляющие неповторимого флёра внезапно возникающие ухабы и ямы, — экстрим тот ещё! Но сэкономленное время важнее!
Разминая затёкшие ноги и потирая ушибленные бока, студенты, вывалились из нутра машины. Гаврил Семёнович остановился у крайней дюны, возвышающейся на метр выше уровня земли. Жемчужно белый песок, отражая лучи солнца, слепил глаза. Но зрелище было впечатляющим.
Студенты и руководитель поднялись на дюну; егерь отказался, что он там, в песках не видел, лучше покопается в моторе. «Барахлит что-то», — пояснил он.
Длинный белый рушник песка, расшитый по краям изумрудом тайги, извиваясь, уходил за горизонт.
Торжественный вид открывшегося пейзажа восхитил и потряс зрителей. Не считая времени, студенты пристально всматривались в чистое, без изъянов случайно проросшей пучками травы, останков сгнивших стволов сосен и берёз и занесённых ветром хвои и листьев белое совершенство. Только дюны, дюны, дюны… маленькими и большими холмами и буграми… только тонкий, тоскливый, щемящий свист ветра и безоблачная бирюза неба… И когда глаза насытились зрением, раздались одновремённо удивлённые и восторженные, высокие по звучанию крики «Клёво!». Один Алексей Оттович выразился иначе, но его никто не услышал: — Непередаваемо!