— Угу, — задумчиво промычала Ленка, докуривая вторую сигарету. — Слышь, Нинок, ничего за нашими китайцами не заметила?
— В русских трансформировались, что ли?
— Нет. Слежу за ними последнее время и знаешь что…
— Что?
— Стали, они какие…
— У!.. Какие?..
— Прежние хозяева точек были другими. Более общительными. Вспомни, всегда вечером помимо процентов лишнюю пятихатку накинут. Если едут за товаром, обязательно подарок привезут, не фуфел какой-нибудь кооперативный, а что-нибудь заводское.
— Эт-точно! — поддакнула Нинка.
Ленка продолжила.
— Не знаю, что у них там произошло, почему наши Люба и Лида уехали и их сменили братья Ваня и Семён. Но вот ведь какая метаморфоза…
— Попроще спикай, — попросила Нинка.
— Ок, френдина, — восстановила линию рассуждения Ленка. — Кроме наших и другие торговцы непостижимым образом поменялись. Куда делись любимые китаянки, весёлые и радостные? Вспомни, сколько с ними водки и вина, а пива-то уж не меряно, выпили…
— Эт-точно, — повторила Нинка и добавила, что и эти Вани-Сени поначалу были очень любезны и обходительны с нами. Мне вон, припомнила Нинка, духи, якобы французские, подарили. Ага-ага, не выходя из инженю задумчивой леди, Лена, выкуривая пятую сигарету подряд до самого фильтра. И эти тоже были поначалу и ласковые и хорошие, и до недавнего времени сами предлагали после работы поужинать вместе с ними, платили за нас, хвалили, что мы очень добросовестные работницы, также как и у них дома, все девушки очень трудолюбивы. Но вот что удивительно, Нинок, я заметила вот что — с каждым днём они становятся… интереснее… Нина добавила, что поведение хозяев точек становится загадочным; ну, да-да! — загадочным. А ведь изменились совсем недавно. Ещё в мае совершали совместные поездки на природу на шашлыки. Кормили китайскими вкусностями, вином вкусным угощали. Но стоило наступить календарному лету, их как будто бабка сглазила! Смотрят на тебя. Улыбаются. А сами так и рыскают глазами по сторонам настороженно, будто что-то выискивают, чего-то ждут или опасаются. Скажи, Нинок, ну, не паранойя ли это?! Чего им здесь боятся… Наши бандосы с их рук кормятся, в рот заглядывают. И не полные дебилы, резать курицу, несущую золотые яйца. Вот-вот, снова поддакнула Нина, соглашаясь полностью со словами подруги.
— Знаешь, что я ещё за ними заметила? — заинтригованно спросила Нина, протянув руку за сигаретой.
— Ну?
— Щас в рифму отвечу!
Подруги засмеялись, но подавившись дымом, зашлись кашлем.
— Ну, Нинок, в следующий раз не смеши. А то задохнуться недолго.
Хмель угарный от ночного бдения проходил, и настроение подруг ощутимо выравнивалось. Они снова рассмеялись, как могут смеяться не озабоченные трудностями текущей жизни, весело и беззаботно.
От пустого трёпа отвлёк подошедший мужчина, первый покупатель, не особо прицениваясь и торгуясь, купил у одной пару летних футболок, у другой — три детских матерчатых шапочки с декоративными матерчатыми цветочками.
Получив купюры, обе подруги погладили разложенный на прилавке товар и тюки с вещами. По народной примете уличных офеней, если первый покупатель мужчина, то весь день будет отличная торговля.
И точно, в течение часа к девушкам выстроилась очередь из покупателей. Они пристально рассматривали товар, смотрели на швы, как пришиты пуговицы, интересовались, фабричное изготовление или кооперативное, получив нужный ответ, ловко доставали желанные хрустящие бумажки и рассчитывались за покупки.
Ни один покупатель не ушёл с пустыми руками.
— Примета работает! — обращаясь к подруге, сказала Лена, сортируя купюры по номиналу.
— А то! — не отвлекаясь, ответила Нина. Она тоже занималась тем же самым.
Потом снова привалило народу и девушки, почувствовали усталость.
И тут, будто кто-то прочёл их мысли. „Посторожи, — попросила Ленка, — я мигом в туалет“. Совершив рокировку и наблюдая за проходящими мимо людьми, вернулись к обсуждению хозяев товара.
Купили у разносчицы пищи пару стаканчиков чаю и по два чебурека. Перекусили.
Закурив, Нина снова вернулась к затронутой актуальной теме, поднятой подругой.
— Не одна ты глазастая, Лен. Наши товарки заметили ту же чепуховину. Их хозяев тоже будто подменили. И знаешь что…
— Да не тяни уже! — не выдержала Лена.
— Они держатся так, будто объелись гороха — одно неловкое движение и выпустят на свободу гусей…
Этот дом Фёдор Витальевич прикупил год назад. Дом служил временным пристанищем для бомжей в летнее время и для всякой бездомной живности круглый год.
Долгое время ничего с домом не делал. Хотя он требовал капитального ремонта как снаружи, так и внутри. Деревянная крыша, крытая рубероидом, истрепалась от непогоды; сиротливо смотрелась кирпичная труба со следами выпадения некоторых кирпичей; фронтоны пугали своим одичавшим видом — почерневшие от времени доски отпали совсем или держались на честном слове продолжающих нести свою службу ржавых гвоздей. Окна смотрели на окружающий мир запылёнными бельмами чудом сохранившихся стёкол.
Может, так и продолжал стоять заброшенным и забытым дом, если бы не произошедшие недавно события. Что подтолкнуло Фёдора Витальевича заняться домом вплотную, он и сам не мог объяснить. Просто возникла потребность навести порядок в этом заброшенном мирке.
Строение решил облагородить изнутри. Рубленный из крупных, потемневших от времени, лиственных бревён дом визуально не отличался от остальных, и заброшенных, с провалившимися крышами и обрушенными стенами, и приспособленных под жильё. Массивные брёвна. Рубился он не на год. На века.
Но вот внутри…
Приключения начались прямо с сеней. Веранду из досок едва тронули топором, и она осыпалась грудой строительного хлама и густым облаком сухой пыли вперемешку с мелкими частичками земли, нанесённой на крышу птица и ветром. Разгребли мусор, разобрали крыльцо. Под ним сиротливо стоял на деревянном ящичке укутанный в древний клетчатый платок какой-то предмет. Развернули тряпицу. Бог ты мой, швейная машинка „Singer“ стоит и поблёскивает радостно хромированными деталями отделки. В коробочке рядом катушки разноцветных ниток, вполне пригодные для рукоделья. Фёдор Витальевич после нескольких слов работников-узбеков решил, что его отвлекают от дел по пустякам. Приехал с намерением вставить пистон. Передумал. Дальнейшее открытие внутреннего мира купленного за пять штук рублей продолжалось. В отведённом под кухню месте под толстым слоем прибитых на сапожные гвозди обоев нашлись билеты внутреннего займа 1956 года выпуска на сумму десять тысяч рублей тех денег. Азарт взыграл во Владимирцеве, как гончей, когда она берёт верный след. В двух комнатах, служивших спальнями, под каркасами металлических кроватей в сосновом рундуке, обитом проклеенной узорчатой материей в прекрасной сохранности лежали старинные куклы мужчины и женщины в свадебных нарядах. Костяной гребень, завёрнутый в плотную бумагу свёрток ткани, оказавшийся старинной шалью. Письменный прибор: медная чернильница с завинчивавшейся крышкой, пара ручек и в стеклянной баночке перья. „Вот это да! — радостно подумал Владимирцев, перебирая находки, — хоть музей открывай“. В самой большой комнате — зале — тремя окнами выходившей на улицу под обоями в разных частях стены нашли вклеенные между листов бумаги три золотые цепочки, две пары женских сёрег с камнями и широкий длинный золотой браслет.
Владимирцев с любовью похлопал по стене дома и сказал, что ты мне принёс в сотню раз больше, чем я за тебя отдал. Плюс ко всему моральное удовлетворение от неожиданных находок.
Затем строители взобрались на крышу. Когда Фёдор Витальевич спросил, что там, услышал ответ, много мусора, хозяин, очень много. Крикнув „эй, берегись!“, сбросили первую вещь, изъеденную молью ондатровую шубу. Следом полетела шапка, детские и взрослые унты. Лыжные палки, выгнутые дугой, и сами потрескавшиеся лыжи. Старый корпус от радиоприёмника, дырявые кастрюли и прочий хлам, скопившийся за десятилетия жившими в доме семьями. Жалея выбрасывать ставшую ненужной вещь, относили на чердак, втуне надеясь, а вдруг когда-нибудь пригодится. Так и служил запыленный чердак камерой хранения вышедших из употребления вещей. Они скапливались. О них благополучно забывали. Там были старые ватные матрасы с прогрызенными мышами дырами, рассыпающимися от ветхости, мешок с длинными тонкими ленточками, нарезанными из материи; мотки верёвок, истлевшие за многие десятилетия. Кипы подшивок газет и журналов. Встретились связки журналов на немецком и английском языках пятидесятых годов прошлого века.