Петя сел на полу. Протёр глаза. Он внутри палатки. Не поднимаясь на ноги, на четвереньках, сопровождаемый изумлённым взглядом друга, подползает к выходу. Высовывает голову наружу. Окунается в туман, низко стелющийся над травой.
— Что и требовалось доказать, — говорит сам себе, возвращается на кровать и отвечает на вопрос друга: — Представь себе, летаю… и во сне… и наяву…
Суета сует, всё суета.
Так или примерно так можно назвать творящееся с утра в городке.
С самого утра, пока туман не ушёл следом за ночью, красавчик Гена Белых (по независимо-неоспоримому абсолютно-непререкаемому мнению Нади Найдёновой) обошёл палатки студентов.
Несомненно, сей калиф на час, начал обход с девичьих палаток.
Одним своим появлением он прогнал прочь сон и устоявшуюся хандру дождливых дней из девичьих сердец. «Вот же повезёт кому-то, — с затаённой грустью проговорила Надя и оптимистично закончила: — Но, слава богу, что не мне!»
За пробуждением водные процедуры.
С песчаного берега сновидений волны бодрости смыли сон.
Голоса девушек звучали птичьими трелями. Раздавался задорный смех, громкие крики и визги: как истинные джентльмены, юноши исподтишка обливали девушек прохладной водой из ладоней, норовя пустить бойкие струйки жидкости за шиворот. Девушки, конечно же, не оставались в долгу. По-женски неумело, больше непроизвольно заигрывая, чем стараясь отомстить, девушки стряхивали капли воды с подушечек пальцев и, помедлив, дождавшись-таки здоровой реакции на провокацию, визжа, убегали.
После завтрака Алексей Оттович собрал студентов перед своей палаткой. Небольшое вступление, объявил он.
Высказался он сжато. Как настоящим учёным, не стоит отступать перед натиском природы, сующей палки предубеждений в колёса прогресса человечества. Не будем поддаваться унынию. Если верить приметам, туман к погожему дню, то сегодня приступим к выполнению поставленной перед нами задачи.
— Дорогие мои ребята! Будем смотреть с оптимизмом вперёд грустными глазами! — закончил Алексей Оттович на мажорном аккорде своё пламенное вступление.
Из последних слов никто так и не сумел провести параллели между «смотреть с оптимизмом» и «грустными глазами», но катахреза преподавателя пришлась по душе. Речь произвела впечатление даже на охранников. Один подошёл к Эле и спросил, он что, всегда так изъясняется; девушка, польщенная мужским вниманием, покрылась густым румянцем, и ответила утвердительно. Охранник сказал «Клёво!» и потерял интерес, чем уязвил Элино самолюбие.
Надя издали наблюдала за сценой, и когда Эля повернулась в её сторону, показала язык и приложила к голове указательные пальцы рожками: «Проглотила!»
К месту раскопок девушки с юношами уехали на квадроциклах.
Шмидт, Белых, Косиндо, Петя, Витя Сизых и Артур с двумя подчинёнными отправились пешком.
Алексей Оттович во время пути не умолкал.
— Господи, какое неземное блаженство дышать таёжным воздухом, наполненным после дождя цветочным ароматом и запахом хвои!..
— Кого ждём? — спросил Шмидт, выйдя с сопровождающими на край поляны, у застывших стеной студентов.
— Воды боятся, — съязвила Надя.
— Смелая нашлась! — настроилась на ту же волну Эля.
— Смелая! — пошла в атаку Надя, — сомневаешься?
— А то! — контратаковала Эля.
Мужская часть с интересом следила за женской перепалкой. Естественное любопытство раздирало души.
Выждав, надеясь на благоразумие, с миротворческой миссией выступил Алексей Оттович.
— Девочки, будьте рациональнее. Зелёное море травы не бездонные воды реки. К тому же, чистая роса на растительности предпочтительнее жидкости из луж на асфальте, — и прошёл вперёд на два метра. — Видите, ничего не случилось.
Надя последовала примеру преподавателя.
— Не сахарная, не растаю.
За ней пошли Валя и Эля, с ужасом взвизгивая и смотря, как темнеет ткань брюк от искрящихся капель росы.
Настя выгнула грудь колесом.
— Мой папа служил на флоте, — обвела она ожидающих от неё героического поступка однокурсников, — так он говорил, для матросов дождь — это пыль! — пошла, пошла, пошла раздвигая море травы, оставляя за собой не успевающую сомкнуться траву.
Перекинувшись шутками, юноши отправились следом за девушками. Замыкал колонну Артур, идя позади двух охранников, отмечая про себя, до чего всё вокруг красиво и, в какой-то миг ощутил тревогу, незаметное покалывание в затылке. Она тонкой липкой змейкой обвила его вокруг головы, сдавила виски и положила маленькую головку на темя. Артур потряс головой, проморгался, немного полегчало, но ощущение тревоги никуда не ушло. «Такое впечатление, — подумал он, уже внимательно всматриваясь в окружающий лес, стараясь отметить, до этого пропускаемые мимо глаза движения ветвей и кустарника, пытаясь всё объединить в одну объективную картинку, — будто идёшь по заброшенному, заросшему кладбищу».
Не заметив ничего подозрительного, он помянул крепким словцом про себя свою излишнюю мнительность и впечатлительность.
Надя с разбегу напоролась на резко прекратившего движение Шмидта. Он ничуть не отреагировал на толчок и продолжал стоять. Надя обошла его и посмотрела в том же направлении, куда был прикован его взгляд.
— Мать моя женщина! — вскрикнула она и закрыла ладошкой рот.
На крик девушки ускорили шаг отставшие юноши и охранники и минуту спустя смотрели на открывшийся вид.
Сильные струи дождя размыли на приличном пятачке поляны верхний слой грунта. Образовавшиеся ручейки усилили процесс эрозии почвы и промыли в земле траншеи, местами глубокие, по колено, и широкие, до полуметра.
— Вы в курсе, Виктор Викторович, среди ваших клевретов зреет смута.
— Чушь! Это невозможно!
— Ещё как возможно.
— В своих корешах я уверен, как в себе.
— Уверяю вас, стоит прислушаться к моим словам, — куратор открыл пачку сигарет и выразительно посмотрел на Витю Рябого. Тот пожал плечами, мол, ваше право, но куратор убрал пачку в карман пиджака, висящего на спинке стула.
— Но это всего лишь слова, не подтверждённые фактами, — уверенно возразил Рябой.
— Окей, как говорят наши англоязычные партнёры, будут вам факты, — куратор открыл плоскую коробочку, облицованную чёрным бархатом, вынул из гнезда небольшой предмет, подошёл к телевизионной тумбе. — Сейчас разберусь, что, куда и как, — он поворачивается к Рябому и, улыбаясь, говорит: — Надеюсь, вы поклонник любительского кино?
— Да, — кивнул рябой.
— Чудесненько! Это флешка, надеюсь, вам не надо говорить, что она представляет, — куратор вставляет флешку в гнездо видеопроигрывателя.
— Нет.
— Замечательно.
Куратор повозился с пультом и по экрану пошли полосы и рябь.
Витя Рябой с недоверием спросил, что это; ему куратор ответил — факты, вы ведь их хотели. Пожалуйста, видео со звуковой дорожкой, качество, конечно, не ахти, Камероны и Лукасы у нас пока не обрадовали свет рождением, и музыкального саунд-трека не будет, но тем не менее…
Куратор посмотрел на напряжённо застывшего Витю Рябого.
— Так я включаю?
Рябой помедлил с ответом.
Куратор подождал.
— Виктор Викторович, поймите, иногда лучше пребывать в сладком неведении, чем узнать горькую правду…
— Включайте! — жёстко потребовал Рябой.
— Не боитесь?
— Не боюсь!
Куратор положил руку на сердце.
— Слово гостя закон для хозяина.
Как ни старался быть равнодушным зрителем, но видеозапись взволновала. Витя Рябой заскрежетал зубами. Желваки заходили под кожей. «Вот, Труба! Вот, дрянь! Вот же гнида!» Поступки других корешей, как сто грамм для лечения похмелья.
Видео куратор прервал на самом интересном месте.
— Виктор Викторович, как говорят в народе, всего в меру, — показал рукой на выход.
У двери куратор вдруг остановил Рябого.
— Знаете, что, Виктор Викторович, в знак нашей многолетней дружбы и как жест доброй воли, упаси бог подумать что худое, дарю флешку вам, — куратор широко улыбнулся. — Подумайте на досуге, если вам не безразлично ваше будущее, как снять с себя путы этих ненужных уз…