Кирилов предложил Клеточникову сесть и приготовиться писать. Клеточников присел к столу, разложил бумаги.
Вечером того же дня Клеточников узнал и другую сторону драмы, произошедшей в Саперном переулке. Оказалось, что злополучный список с брачного свидетельства супругов Лысенко был на самом деле не списком, а черновым вариантом этого свидетельства. Дело в том, что отставной чиновник Лука Лысенко, по паспорту которого (подлинному) жил Бух (сам Лука к этому времени умер), был холост, и, когда организовывалась подпольная типография, было решено женить Луку, что и было проделано с помощью «небесной канцелярии». Был составлен Сашей (Квятковским) черновик брачного свидетельства, его одобрили, и Саша его переписал. Переписал, а черновик, вместо того, чтобы тут же уничтожить, сохранил — правда, на время: как раз в то время предполагалось составить еще одно подобное свидетельство, и черновик должен был послужить образцом, после чего Саша и собирался его уничтожить. Случайно же вышло так, что в те дни сделать это не удалось. Потом совершенно случайно был арестован Саша. Затем случайно же Порфирий Николаевич встретил на улице Мартыновского и попросил взять на ночь, только на ночь, чемодан, в котором находился этот забытый всеми черновик. И уже вовсе случайно именно в эту ночь полиции вздумалось прийти с проверкой документов в тот самый дом, где жил Мартыновский. Таким образом, и Михайлов, подобно Кирилову, обращал внимание на цепь случайных обстоятельств, которые привели к гибели типографии и которые могли оказаться для народовольцев еще более роковыми, в том числе, может быть, ж для самого Николая Васильевича, если бы в руки полиции попались хранившиеся в типографии тетради с сообщениями Николая Васильевича, если бы, следовательно, не самоотверженное мужество типографщиков, трех мужчин и двух женщин, добрый час оборонявших квартиру от полиции и жандармов, пока не уничтожили эти тетради вместе с другими документами.
— У нас с вами, Николай Васильевич, б-большая власть над событиями, — задумчиво сказал Михайлов, размышляя вслух. — Но есть кое-что посильнее нас: н-нелепая власть случайности. Впрочем, — тут же поправился он, — в наших силах ограничивать действие этой власти.
Этот разговор с Михайловым не раз вспоминал Клеточников на протяжении всего года, потому что год 1880-й был как бы иллюстрацией этих слов Михайлова. Неудачи преследовали народовольцев в этом году, и удивительным образом проявляла себя в них странная власть случайности. Случайность заметно проявила себя вновь уже спустя полмесяца после гибели типографии. Очередное покушение народовольцев на жизнь Александра Второго окончилось неудачей: 5 февраля при взрыве столовой в Зимнем дворце, подготовленном Халтуриным, государь не пострадал оттого, что в этот день неожиданно был отложен на три четверти часа царский обед и в момент взрыва государь только подходил к столовой…
Но разрушительное действие случайности, разумеется, можно было ограничивать, Дворник и в этом был прав, и по мере возможности они с Клеточниковым этому содействовали. Возможности же эти не только не уменьшились в восьмидесятом году, но возросли, несмотря на то что известные перемены в системе правительственной власти, последовавшие после 5 февраля, должны были, казалось бы, подкосить тайное могущество Николая Васильевича. И главнейшей из этих перемен была ликвидация (в том же 1880 году) Третьего отделения.
Упразднение Третьего отделения было следствием 5 февраля, прямым результатом борьбы «Народной воли» с правительством. Правительство наконец почувствовало, что поправить положение в стране военным путем невозможно, что нужен иной подход, что подполье, поддерживаемое обществом, может однажды преуспеть в своей охоте на государя, и тогда… что же будет тогда? Из Петербурга повеяло ветром перемен, намеков на дальнейшее развитие реформ, либерализацию и чуть ли не конституционность, и залогом будущих вольностей и свобод явилось упразднение Третьего отделения. Правда, это вовсе не означало прекращения борьбы с крамолой, напротив, передача функций Третьего отделения новому учреждению— Департаменту полиции, объединившему под одним началом разные виды полиции, — помимо прочего, преследовала цель совершенствовать методы борьбы с политической оппозицией в стране. Но уже сам факт ликвидации ненавистного для всех Третьего отделения означал много, очень много, означал, что правительство впервые сознательно отступило под напором оппозиционного движения. Это, конечно, тотчас заметили революционеры.