Винберг посмотрел на дам, сидевших за столом, на Корсакова с Клеточниковым, на Щербину. Все были задумчивы.
— Что скажете, господа? — спросил он. И снова посмотрел на Щербину, должно быть ожидая от него первого слова. Но Щербина молчал.
Анна Александровна Визинг, статная, черноглазая, со смуглым лицом украинки, на котором, казалось, навсегда отложилось уютное домашнее выражение, ответила первая.
— Убедили, Владимир Карлович, убедили, — добродушно сказала она, и голос у нее был тоже домашний, мягкий, покладистый. — Будь моя воля, непременно стала бы служить по земству. Да вот беда, вы, мужчины, не пускаете нас, женщин, дальше кухни и детской.
Все засмеялись. А Щербина молчал, и выражение лица у него было неопределенное.
— Все впереди, Анна Александровна, — ответил Винберг.
— Неужто добьетесь для нас, обиженных, прав, Владимир Карлович?
— Непременно, Анна Александровна. Если вместе будем добиваться, непременно добьемся, — сказал Винберг и спросил Щербину: — А вы, Петр Сергеевич, что же молчите?
Щербина поерзал в кресле, помедлив, ответил вяло:
— То, что вы рассказали, Владимир Карлович, прекрасно, да. Убедительно. В теории. А какова будет практика… — Он с сомнением покачал головой. — Не верится в возможности земства, о которых вы говорили.
— Что именно вы имеете в виду?
— Что я имею в виду? Права я имею в виду. Права ка-кие есть у земства? Положим, право раскладки и расходования сборов вы имеете. Но как вы рассчитываете его осуществлять? Как, например, будете взыскивать подати и недоимки? Есть у вас исполнительные органы для этого? Ваша касса будет в зависимости от распорядительности чинов полиции, на которую возложена эта обязанность, от Зафиропуло, которому не до вас, ему нигилистов надо ловить, а управу на него вы не найдете. Где будете ее искать? У губернской бюрократии? Затем, как вы будете ладить с самой этой бюрократией? По Положению, губернаторы имеют право вмешиваться в хозяйственные распоряжения земства, произвольно оценивать их, одобрять или отменять в зависимости от того, сочтут ли их «правильна ми» или «неправильными». Думаете, они не будут пользоваться этим правом? Притом земским учреждениям запрещается выходить из круга указанных им хозяйственных дел, превышать пределы власти, этот мотив, к месту или не к месту, повторяется в пяти или шести местах Положения, если не чаще. Вас задушат этими кругами и пределами.
— Земским учреждениям, — спокойно возразил Винберг, — дано право обжаловать перед Сенатом относящиеся до них распоряжения начальников губерний и высших властей. Что же касается кругов и пределов… — Он помедлил и закончил с едва заметной усмешкой: — Будем стараться их раздвигать посредством ходатайств. Нам ведь дано, Петр Сергеевич, также и право выходить к правительству с ходатайствами по предметам, касающимся местных польз и нужд.
Щербина рассмеялся:
— Вы оптимист, как и ваш князь Васильчиков. Пока что эти круги имеют тенденцию роковым образом суживаться. Законы 21 ноября минувшего и 13 июня сего года показывают, как будут в дальнейшем развиваться отношения между земством и правительством.
— Что это за законы? — спросила Елена Константиновна, обращаясь к Винбергу.
Щербина ей ответил:
— Роковые законы! Они подрывают основания, на которых стоит земское дело. Первый ограничивает право обложения земством промышленных и торговых заведений до уровня символического, по существу освобождает от обложения весь российский капитал. Второй закон лишает земство остатков самостоятельности. Запрещается публичность земских собраний, земствам разных губерний запрещается входить в сношения между собой, а губернаторам дается в дополнение к прочим правам еще и право цензуры земских отчетов и речей.
— Я не понимаю одного, — сказала Елена Константиновна. — Когда правительство вводило земство, оно было заинтересовано в том, чтобы земство взяло на себя часть его забот. Почему же теперь оно ограничивает его самостоятельность?