Старый моряк усмехнулся с видом бывалого человека и зашагал дальше. А мы с сестрой медленно двинулись к дому, с трудом бредя по жаре.
Я поднялся в кабинет отца узнать, нет ли каких-нибудь распоряжений от лэрда. Отец все это время был так занят новым научным трудом о литературе Востока, что вся хозяйственная деятельность, связанная с имением, было возложена на меня. Квадратный стол был настолько загроможден книгами и бумагами, что от двери совершенно не было видно отца, если не считать пучка седых волос.
— Сын мой, — сказал он. — Как жаль, что ты не знаешь санскритского языка. Когда я был в твоем возрасте, я не только мог изъясняться на этом благородном языке, но знал также тамуликский, лохитикский, гангский, таикский и малайский диалекты: ведь они происходят от туранской ветви языков.
— Очень сожалею, сэр, — ответил я, — что не унаследовал ваших удивительных полиглотских талантов.
— Я приступаю к большому научному труду, — пояснил он. — Если бы эта работа продолжалась в нашей семье из поколения в поколение, вплоть до полного ее окончания, имя Уэстов стало бы бессмертным. Это не что иное, как английский перевод Буддийской Дхармы с предисловием, проливающим свет на положение браминизма перед приходом Сакья-Муни. При самом напряженном труде я, может быть, смогу до своей смерти написать часть этого предисловия.
— А сколько лет продлится вся эта работа до полного ее завершения? — спросил я.
— Сокращенное издание, находящееся в Пекинской Императорской Библиотеке, — сказал отец, потирая руки, — состоит из трехсот двадцати пяти томов средним весом по пять фунтов. Кроме того, предисловие, которое должно охватить Ригведу, Самаведу, Яджурведу и Атхарваведу вместе с Брахманас вряд ли уместится менее чем в десяти томах. Если выпускать по Одному тому в год, можно надеяться на окончание этого труда примерно в две тысячи двести пятидесятом году, двенадцатое поколение нашей семьи завершит эту работу, а тринадцатое может заняться составлением алфавитного индекса.
— А во время этой работы на какие средства будут жить _наши потомки? — с улыбкой спросил я.
— Вот ты всегда такой! — воскликнул отец с досадой. — Ты абсолютно непрактичный человек. Вместо того, чтобы целиком отдаться моей благородной работе, ты выдвигаешь всякие абсурдные возражения. Чем будут жить наши потомки, работая над Джармой, — это совершенно несущественная деталь. А теперь сходи к Фергусу Мак-Дональду и позаботься о его соломенной крыше, А Вилли Фуллертон пишет, что заболела его корова. По дороге зайди к нему и разузнай, в чем там дело.
Я отправился выполнять эти поручения, но перед уходом бросил взгляд на барометр. Ртутный столбик упал совершенно невероятно, до 28 дюймов. Очевидно, старый моряк не ошибался.
Когда я возвращался вечером по вересковым полям, ветер дул резкими злыми порывами, на западе у горизонта громоздились мрачные тучи. Они растягивали свои длинные рваные щупальца до самого зенита. На темном фоне облаков зловеще и угрожающе выделялись два грязных зеленовато-желтых пятна, поверхность моря, прежде имевшая цвет блестящей ртути, теперь напоминала матовое стекло. С океана доносился низкий, стонущий звук, как будто предупреждая о приближающейся беде.
Далеко в Канале я увидел единственный пароход, он пыхтел и торопился изо всех сил в Белфастский залив, а дальше было видно большое трехмачтовое судно, которое я заметил утром. Оно все еще лавировало, держа курс на север.
В девять часов вечера подул сильный ветер, в десять он усилился до шторма, а в полночь свирепствовала самая ужасная буря, какую я здесь когда-либо видел.
Некоторое время я сидел в нашей маленькой гостиной с дубовыми панелями и прислушивался к шуму и вою ветра, к грохоту гравия и гальки, когда они били в окна. Зловещий оркестр природы играл свою симфонию, старую, как мир. В ней был огромный диапазон звуков — от низкого гула грохочущей волны до тонкого визга летящей гальки и жалобных криков испуганных чаек. Я на мгновение открыл забранное решеткой окно: в него с ревом ворвался ветер с дождем, неся морские водоросли. Пришлось тут же закрыть окно, напирая на него плечом изо всех сил.
Отец и сестра разошлись по своим комнатам, а я не мог уснуть — слишком был возбужден. Я сидел и курил у тлеющего камина. «Что происходит сейчас в Клумбере? — думал я. — Как чувствует себя в такую бурю Габриель и какое впечатление производит буря на старика, бродящего по ночам вокруг дома? Может быть, он приветствует эти грозные силы природы? Ведь они такие же Мрачные и жуткие, как и его беспокойные мысли. Только два дня осталось до даты, названной генералом. Рассматривает ли он эту бурю как нечто, связанное с его загадочным и грозным роком?»