— Мне тоже так кажется, но, боже мой, как трудно было принять правильное решение. Отец ушел, и я слышал, как в длинном коридоре замирал звук его шагов. Было десять часов или, может быть, немного больше. Некоторое время я ходил по комнате взад и вперед, затем поставил лампу у изголовья, лег, не раздеваясь, и стал читать святого Фому Кемпийского. Я горячо молил небо, чтобы эта ночь прошла благополучно. Наконец я заснул неспокойным сном.
Вдруг громкий пронзительный крик разбудил меня. Я в испуге вскочил и сел на кровати, но все было тихо, лампа догорала, а часы показывали полночь. Я встал и начал зажигать свечи, но в этот момент опять раздался неистовый крик. Он был такой громкий, что, казалось, кто-то кричал в моей комнате. Моя спальня помещается в передней части здания, а мать и сестра спят в другой стороне, поэтому аллея видна только из моего окна. Бросившись к окну, я открыл ставни и выглянул. Вы знаете, что подъездная аллея образует перед самым домом большую площадку. Как раз в центре ее стояли три человека, они глядели на крышу дома. Луна ярко освещала их, в ее свете я видел темные лица и черные волосы. Двое из них были худые, третий обладал статной фигурой, величественным видом и ниспадающей на грудь бородой.
— Рам-Сингх! — воскликнул я.
— Как? Вы их знаете? — с величайшим изумлением спросил Мордаунт. — Вы встречались с ними?
— Я их знаю. Это буддийские жрецы. Но, впрочем, продолжайте.
— Они стояли в ряд, — продолжал Мордаунт, — то поднимая, то опуская руки, губы их шевелились, будто они произносили молитвы или заклинания. Вдруг они застыли на месте, и я в третий раз услышал пронзительный загадочный крик. Я никогда не забуду этого странного и властного призыва; он пронёсся в ночной тишине с такой силой, что до сих пор звучит в моих ушах. Когда он замер вдали, я услышал скрежет засовов и ключей, скрип отворяемой двери и поспешные шаги. Из окна я увидел отца и капрала Руфуса Смита; они стремглав выбежали из дома, как бы подчиняясь внезапному и непреодолимому порыву. Три незнакомца даже не дотронулись до них. Все пятеро быстро прошли аллею и скрылись за деревьями. Я убежден, что не было применено никакого физического насилия, никакого явного принуждения, и вместе с тем я видел, что отец со своим спутником были беспомощными пленниками. Все это произошло очень быстро. От первого зова, разбудившего меня, до последнего мимолетного взгляда на отца, когда он исчезал в чаще деревьев, прошло не более пяти минут. Когда все было кончено и отец исчез, мне показалось, что все это какой-то кошмар, галлюцинация. Я всем телом налег на дверь комнаты, надеясь сломать ее. Некоторое время дверь не поддавалась моим усилиям, но я снова и снова изо всех сил толкал ее. Наконец что-то треснуло, и я очутился в коридоре. Моя первая мысль была о матери. Я бросился к ее комнате, повернул ключ в двери. Мать, на плечи которой был наброшен халат, тут же вышла в коридор, подняв предостерегающе руку.
— Тише, — сказала она, — Габриель спит. Их позвали?
— Да, — ответил я.
— Да будет воля господня! — воскликнула она. — Твой отец будет счастливее в том мире. Слава богу, что Габриель спит: я подмешала хлорал в ее какао.
— Что же мне делать? — воскликнул я в отчаянии. — Куда они ушли? Как мне помочь отцу? Ведь не можем же мы допустить, чтобы он запросто ушел и оказался во власти этих людей! Не поехать ли мне сейчас верхом в Вигтаун и поставить полицию на ноги?
— Только не это, — поспешно сказала мать. — Отец много раз просил меня не обращаться к полиции. Мордаунт, мы никогда больше не увидим отца. Не удивляйся, что я не плачу, но если бы ты знал, как я, что смерть принесет ему покой, ты не горевал бы за него. Я знаю, все поиски будут бесплодны, и все-таки их необходимо произвести, но только неофициальным путем. Мы лучше всего докажем любовь к отцу, если поступим согласно его воле.
— Но ведь каждая минута дорога! — воскликнул я. — Может быть, как раз в эту минуту он зовет нас, надеется, что мы спасем его.
Эта мысль сводила меня с ума. Я выбежал из дома и оказался на шоссе. Но я не имел понятия, в какую сторону идти. Передо мной расстилались широкие торфяные поля. Я стал прислушиваться, но ни один звук не нарушал глубокой тишины ночи. И вот, когда я стоял на шоссе, не зная, в какую сторону бежать, меня, мои друзья, охватил невероятный ужас. Я чувствовал, что стою лицом к лицу с силами, о которых ничего не знаю. Все загадочно, все покрыто мраком. Мысль о вашей помощи, о вашем совете сверкнула, как маяк надежды. В Бранксоме я; по крайней мере, встречу сочувствие, совет, указание, что делать. Мой рассудок сейчас, в таком смятении, что я не могу полагаться на собственные суждения. Мать желала остаться наедине, сестра спала, и у меня не было никакого плана действий. Я знал только, что до восхода солнца ничего нельзя предпринять. И я стремглав бросился к вам. У вас ясная голова, Джон, скажите же, научите, что делать. Эстер, что мне делать?!