Несколько минут она рассеянно переворачивала страницы. Затем она вдруг испустила лёгкий радостный крик.
— Посмотрите-ка! — вскричала она. — Вот один из наших изгнанников. Это один из «бюттотти». Он изображён очень похоже.
Гравюра эта изображала туземца с не особенно симпатичной физиономией, в одной руке он держал небольшой инструмент — нечто вроде кирки в миниатюре, а в другой — квадратный кусок пёстрой материи.
— Этот платок — это его «румаль», — пояснила мисс Воррендер. — Само собой, они не показываются с ним в публичных местах. Равным образом он не возьмёт с собой и священного топорика, но во всех других отношениях он изображён вполне точно. Я много раз путешествовала с этими людьми в безлунные ночи, с «люгхами» впереди, когда иностранцы не придавали никакого значения громким «пильхау», раздававшимся повсюду. О, такой жизнью стоило пожить!
— Но что такое значит «румаль» и «люгхи», и прочее? — спросил я.
— О, это наши индусские слова, — смеясь, пояснила она. — Вы не поймёте их.
— Но под этой гравюрой стоит подпись: «Представитель племени Дакка». А я всегда считал дакков за воров.
— О да, англичане все считают их такими, — согласилась она. — Конечно, дакки — воры, но ворами считают многих, которые и не думали быть ими. Этот человек — святой человек; это, по всей вероятности, один из «гуру».
Возможно, что она дала бы мне ещё много пояснений насчёт нравов и обычаев Индии, так как очень любила поговорить обо всём, касающемся этой страны, но, тут я вдруг заметил, что лицо её изменилось. Она пристально посмотрела на окно, к которому я стоял спиной. Я обернулся и увидал в окне, на уровне подоконника, лицо секретаря.
Признаюсь откровенно, я не мог не вздрогнуть: эта голова с присущей ей мертвенной бледностью на лице выглядела так, точно лежала на подоконнике отрубленной.
Копперторн открыл окно, как только увидал, что его заметили.
— Я в отчаянии, что должен обеспокоить вас, — просовывая голову в комнату, сказал он, — но неужели, мисс Воррендер, Вы находите приятным сидеть в душной комнате в такую чудную погоду? Не угодно ли Вам пройтись по саду?
Несмотря на вежливость слов, они были произнесены секретарём таким сухим, почти угрожающим тоном, что походили скорее на приказание, чем на просьбу.
Гувернантка поднялась с места и, не сказав ни слова, вышла взять шляпку. Это было новым доказательством власти, которой пользовался над нею Копперторн.
Когда он взглянул на меня, на его тонких бескровных губах заиграла нестерпимо насмешливая улыбка. Он как будто делал мне вызов этим новым проявлением своего могущества. В лучах заходящего солнца, освещавших его, он выглядел настоящим демоном в адском ореоле.
Он смотрел на меня так несколько мгновений, с дьявольским ехидством на лице. Наконец я услышал его тяжёлые шаги, направлявшиеся по дорожке к дверям дома.
Глава V
В течение нескольких дней, последовавших за разговором, во время которого мисс Воррендер призналась мне в своей ненависти к секретарю, всё шло отлично в Данкельтуэйте.
У меня было с ней несколько продолжительных бесед во время прогулок по лесу с детьми, но мне так и не удалось добиться от неё сколько-нибудь удовлетворительного объяснения её гневного припадка в библиотеке. Она не сказала мне больше ни одного слова, которое могло бы пролить свет на интересовавшую меня проблему.
Как только я делал какое-нибудь замечание в этом направлении, она отвечала мне в высшей степени сдержанно, либо вдруг вспоминала, что детям пора идти домой, так что в конце концов я совсем отчаялся узнать что-нибудь от неё самой.
Мои занятия всё это время шли крайне нерегулярно.
Иногда ко мне в комнату заходил со свёртком бумаг под мышкой дядя Джереми и услаждал мне слух чтением отрывков из своей большой эпической поэмы.
Когда я чувствовал потребность в обществе, я заходил в лабораторию к Джону, он поступал таким же образом в те минуты, когда и его давило одиночество.
Иногда я разнообразил свои занятия тем, что забирал книги в лес и занимался там целый день напролёт. Копперторна я старательно избегал. Он тоже как будто не очень-то дорожил моим знакомством.
Однажды, в первой половине июня, Джон подошёл ко мне с телеграммой в руке и с выражением досады на лице.
— Поздравьте меня, — с кислой миной сказал он. — Отец телеграфирует мне немедленно же отправляться в Лондон. Должно быть, что-нибудь юридическое. Он давно уж грозился взяться за приведение в порядок своих дел. Теперь у него, как видно, внезапный припадок энергии, и он хочет покончить с этим делом.