Я вошёл в свою комнату и взял книгу, но от волнения совершенно не мог читать. Мой план кампании был уже выработан: я решил отправиться на место их свидания, оттуда последовать за ними и вмешаться в самый последний момент. Для этого я обзавёлся толстой суковатой палкой, которая обеспечит мне полное господство над моими противниками. Я, кроме того, успел убедиться в том, что у Копперторна не водится огнестрельного оружия. Во всей моей жизни не запомню я ни одного дня, когда время тянулось бы для меня так долго, как в этот памятный вечер, проведённый мною в верхнем этаже Данкельтуэйта-Ингильтона. Часы в столовой глухо пробили восемь часов, потом девять, потом — после долгого, нескончаемо долгого промежутка — десять. Тут я вскочил с кресла и принялся шагать взад и вперёд по комнате; мне казалось, что время совсем остановилось; я ждал назначенного часа со страхом и нетерпением, как это всегда бывает с человеком, когда он стоит лицом к лицу с серьёзным испытанием.
Наконец, в тиши ночи раздался серебристый удар — первый из долгожданных одиннадцати ударов.
Я немедленно надел войлочные туфли, взял палку и бесшумно выскользнул из комнаты на лестницу. В верхнем этаже слышалось шумное храпение хозяина дома. Я пробрался в полной тьме до выходной двери, открыл её и очутился под чудесным звёздным небом. Мне следовало быть крайне осторожным; полная луна светила очень ярко, — было почти так же светло, как и днём.
Я прошёл под прикрытием тени, отбрасываемой домом, до садового забора, перелез через него и очутился в лесу, в том самом месте, где был накануне вечером. Затем я пошёл дальше, стараясь ступать по возможности бесшумно. Наконец, я дошёл до такого места, откуда отлично был виден через кусты дуб, высившийся на повороте аллеи. В тени этого дуба стояла какая-то фигура.
Сначала я не мог разобрать, кто именно там стоит; но вот фигура сдвинулась с места, выдвинулась на освещённое луной пространство и нетерпеливо огляделась. Тут я увидел, что это Копперторн. Он был совершенно один. Гувернантка, очевидно, ещё не явилась на свидание.
Так как я хотел не только видеть, но и слышать, я начал пробираться сквозь кусты поближе к дубу. Я остановился менее чем в пятнадцати шагах от того места, где вырисовывалась высокая, костлявая фигура секретаря, залитая переменчивым лунным светом.
Он ходил взад и вперёд, то выдвигаясь на освещённые луною места, то скрываясь в тень деревьев. По его манере было видно, что он заинтригован и встревожен опозданием своей соучастницы. Он кончил тем, что остановился под огромной веткой, совсем скрывшей его фигуру в своей гигантской тени; с этого места перед ним открывалась во всю свою длину усыпанная песком дорожка, на которой должна была показаться мисс Воррендер.
Я оставался неподвижно в своём убежище, мысленно поздравляя себя с тем, что мне удалось попасть в такое место, где я могу всё слышать, не рискуя в то же время быть замеченным. Но вот я вдруг увидал нечто, что заставило моё сердце забиться сильно, и чуть было не вызвало восклицания, которое наверное выдало бы моё присутствие.
Я уже говорил, что Копперторн находился как раз под огромным суком большого дуба. Повыше этого сука дуб был объят кромешной тьмой, но самая верхушка его сверкала, серебрясь в лучах лунного света. Всматриваясь в эту верхушку, я заметил, что по ней очень быстро спускается что-то странное трепещущее, скользящее.
Мало-помалу, когда мои глаза привыкли к свету, я разобрал, что это нечто было человеческой фигурой. А фигура эта принадлежала индусу, встреченному мной в деревне.
Он спускался по дереву вниз, охватив его руками и ногами, не производя никакого шума и скользя быстро-быстро — точно змея его родных джунглей. Прежде чем я успел опомниться, он сполз на тот самый сук, под которым стоял секретарь; его бронзовое тело чётко рисовалось на диске луны, бывшей как раз позади него.
Я видел, как он размотал что-то, охватывавшее его талию. Минуту помедлил, как бы рассчитывая расстояние, а затем одним скачком ринулся вниз, ломая ветки своей тяжестью. Затем раздался глухой удар, точно упали на землю два тяжёлых тела, — в тихом ночном воздухе послышался характерный звук, будто кто-то полоскал себе горло, и хрип, воспоминание о котором не покинет меня никогда в жизни — до гробовой доски.
Во время, пока эта трагедия происходила, так сказать, у меня перед носом, я был настолько парализован её внезапностью и ужасом, что решительно не мог тронуться с места. Только люди, побывавшие в аналогичных переделках, могут понимать, до какой степени парализуют ум и тело человека подобные приключения. Они не дают Вам сделать ни одной из тысячи вещей, о которых Вы вспоминаете потом, когда будет уже поздно, — и каких простых, само собой понятных вещей!