– Нет, моя Надежда. Так не пойдет, – ласково проговорил он. – Ты меня понимаешь?
– Ты возвращаешься, – прошептала она, притрагиваясь к его щеке. С каждым мгновением наступающего дня он становился все более и более осязаемым.
– Да, – ответил он. – Но я не это имел в виду. Ты этого не сделаешь. Ты меня понимаешь?
Она подняла брови, притворяясь, что не понимает, о чем это он говорит.
– Не сделаю чего?
– Не лишишь себя жизни. – Ответ его был совсем тихим, но слова, казалось, взорвались в воздухе, подобно подожженному пороховому заряду.
Она опустила глаза. Хотя она и не могла еще сформулировать это, но знала, что хотела это сделать, чтобы остаться с ним.
– Почему бы и нет?
Его темно-синие глаза потемнели, став почти черными.
– Потому, что тебе еще не пришло время умирать. Впереди у тебя длинная жизнь, и ты должна с нетерпением ожидать будущего. – Его рука крепче сжала ее шею. – Можешь верить мне или не верить, но я знаю. Я знаю это так же, как знаю и то, что люблю тебя всем сердцем. Я знаю это так же, как знаю, что твоя душа еще встретится с моей и мы завершим с тобой то, что начала наша любовь.
Слезы, которые Хоуп так долго сдерживала, покатились по ее щекам.
– Ты оставляешь меня, уходишь к Фейт, а я остаюсь тут. Неужели ты не понимаешь? Я люблю тебя больше, чем любила она! И я хочу провести всю мою жизнь – или смерть – с тобой!
– Так и будет, но ты не лишишь себя жизни, пока Господь сам не призовет тебя.
Гнев закипел в ее груди. Ей было так тяжко, что она с трудом дышала.
– Фейт же совершила самоубийство в шестьдесят два года! И знаешь почему? Потому, что поняла, какую ошибку допустила в молодости, и потому, что хотела быть с тобой!
Он печально улыбнулся, и рука его нежно погладила изгиб ее шеи.
– Бедная Фейт. Она была недостаточно взрослой, неготовой к любви. Даже в шестьдесят два года.
– Ты просто высокомерный осел! – вскрикнула Хоуп, забарабанив кулаками по его груди. – Фейт умерла ради тебя! Это что, детская любовь?! Неужели же я не смогу сделать то же самое?
Он схватил ее кулаки и прижал к своей груди, поглаживая их.
– Но ты должна жить, чтобы я мог закончить отведенный мне круг и снова вернуться к тебе, – нежно сказал он. Так нежно, что она успокоилась.
Разжав кулаки, она вытерла слезы со щек, пытаясь осмыслить его слова.
– Я тебе не верю, – заявила она наконец, уставившись ему в грудь, так как боялась поднять глаза.
– Я уже говорил тебе однажды, что мне кажется, будто твоя душа – часть души Фейт, повзрослевшей, ставшей настоящей женщиной… Я все еще верю в это. А также верю, что мы встретимся с тобой снова, а иначе ведь мы не были бы с тобой сейчас вместе. Мы созданы друг для друга. – Он улыбнулся, поднимая ее подбородок так, чтобы она могла посмотреть в его глаза и убедиться, сколь непоколебима его вера. – Я должен в это верить. И ты тоже должна.
Утомленная спором, Хоуп попыталась улыбнуться ему дрожащими губами.
– Ты с ума сошел. И сам это знаешь.
Большим пальцем руки он смахнул ее слезинку.
– Но я не одинок, Хоуп.
– Нет. Ты не одинок.
– Значит, ты веришь мне?
– Я стараюсь…
Он улыбнулся снова, и на этот раз сердце ее чуть не разорвалось в груди при виде улыбки Армана. Она будет бережно хранить его образ в своей памяти. Долго, долго…
– Ты поверишь. Но если бы ты была права, моя Надежда, и ответом было бы самоубийство, разве это не означало бы, что сейчас рядом со мной должна была бы быть Фейт? – Он осмотрелся кругом, и опять его пристальный взгляд вернулся к ней. – Если это так, тогда где же она?
– Значит, как она хотела, не получилось, – вынуждена была признать Хоуп.
– Выходит, мы должны попробовать поступить по-моему. Я знаю, что прав. Просто знаю. – Он привлек ее к себе, развернув так, чтобы она могла прислониться спиной к его груди. Руки его оказались свободны, и он нежно обхватил ими грудь Хоуп.
– Я люблю тебя, – прошептала она. – Я так сильно люблю тебя, что мне просто больно.
– Тогда позволь мне облегчить эту боль, Хоуп. – Голос его прозвучал в ее ушах бархатом полуночи, и грудь ее напряглась от желания, вызванного жаром его голоса.
– Да, позволяю, – пробормотала она, отдаваясь ему.
Они любили друг друга нежно, страстно, неистово, а затем замерли, обнявшись. Ее ресницы задрожали и наконец открылись, и она уставилась в темно-синие глубины его глаз. Странная летаргия охватила ее тело, чувство наполненности и насыщения заставляло ее думать, что никогда раньше она ничего подобного не испытывала.
– Лежи спокойно, моя Надежда, – предупредил он.
Так она и поступила. Ей показалось, что он стал легче, чем раньше. И вдруг она поняла, в чем дело: он израсходовал всю свою энергию и теперь растворялся в воздухе.
Тяжелый камень лег на сердце Хоуп, а в горле образовался горестный ком. Но последовавшая затем его медленная материализация вселила в нее надежду, что это еще не конец. Он с ней, сейчас, а остальное неважно! И Хоуп сделала вид, что все в порядке.
Дни проходили слишком быстро. Арман и Хоуп почти ни на миг не расставались друг с другом. Страх, что он может совсем исчезнуть, никогда не покидал Хоуп, как бы она ни старалась выглядеть спокойной.
Стремительно приблизился тот день, когда она должна была ехать к ювелиру за дубликатом ключа. Вслух об этом они не говорили, но оба знали, что пора пришла.
Глава одиннадцатая
Ювелир был очень горд своей работой – это стало бы ясно каждому, кто посмотрел бы на его улыбающееся лицо.
– Великолепно, не правда ли? – спросил он, поднимая ключ, чтобы Хоуп могла как следует оценить выполненный заказ.
Она рассмотрела помещенный в рамку ключ, затем перевела взгляд на фотографию оригинала. Кивнув головой, Хоуп согласилась с ювелиром:
– Вы потрудились на славу! Замечательно!
Ювелир осторожно поместил свой шедевр в стоящий перед ним стеклянный ящичек, и тут на лице его появилось обеспокоенное выражение.
– Вы знаете, одна из моих продавщиц сказала, что уже видела где-то подобный ключ.
– Не сомневаюсь. – Хоуп широко улыбнулась. – Оригинал хранится в доме-музее Джона Пикара. Видите ли, одним из моих предков был капитан дальнего плавания, который и передал этот ключ прадеду Пикара. Поскольку я не могу заполучить оригинал, я решила заказать для моей мамы копию. Ее в высшей степени интересует все, что связано с историей нашей семьи. Этот ключ я подарю ей на день рождения, – пояснила она, ссылаясь на байку, которую уже рассказывала однажды.
Лицо ювелира прояснилось.
– Как это мило!.. Моя мать тоже поглощена семейными историями. – Он рассмеялся. – Хотя почему, я так до сих пор и не понял. В наших жилах не течет никакая голубая кровь. Мы потомки добрых здоровяков лесорубов.
– Именно лесорубы помогли этой части страны стать такой, какая она есть сейчас. Ваша мама права, что гордится своим прошлым. – Хоуп достала чековую книжку и выписала чек на требуемую сумму.
Через пятнадцать минут она уже выходила из магазина, держа под мышкой ключ в рамке. Ювелир оказался любителем поболтать и засыпал ее вопросами, от прямых ответов на которые ей приходилось постоянно увертываться. Но сейчас, став обладательницей бесценного сокровища, она понимала, что поступила правильно, когда действовала не торопясь. Спешка выставила бы ее в невыгодном свете, ювелир мог бы насторожиться и не поверить ее объяснениям. Он мог бы даже обратиться в дом-музей Пикара и расспросить там кого-нибудь о ней…
Однако Хоуп недолго размышляла об этом: следующий этап был важнее. Все ее тело было напряжено от ожидания того, что вот-вот кто-то подойдет и, положив руку ей на плечо, скажет, что она нарушает закон.
Оказавшись в своей машине, она засунула ключ в большую полотняную сумку, которую только что приобрела в хозяйственном магазине. Еще перед приездом к ювелиру она заглянула в дом-музей Пикара и ослабила два верхних винтика, а один нижний вывинтила. Осторожно вытащив отвертку из кошелька для мелочи, она вставила его в одну из дырочек на рамке. Входит! Вздох облегчения наполнил маленький автомобиль.