– Нет, нет, нет. Не картина, а снимок. Понимаете, фотография.
Он нахмурился еще сильнее. Затем улыбнулся, и она почувствовала, как его тепло снова окутало ее.
– Ты сильно ударилась и набила на голове большую шишку, дорогая. Немного погодя тебе станет лучше, – сказал он, – а пока иди сюда, в мои объятия, и позволь мне согреть тебя, пока не кончится эта буря. Хотя ветви и заслоняют нас от дождя, тебе, наверное, холодно от сырости. После грозы мы немедленно отправимся в путь.
Отправимся в путь? Немедленно? Кто же из них лишился рассудка? Она улыбнулась, хотя дрожь сотрясала все ее тело. Сейчас ей лучше не спорить с ним. В конце концов, не каждый же день он видит обнаженных женщин, сидящих под деревом в грозу. Да и ей тоже казалось весьма необычным появление тут мужчины в военной форме, причем человек этот, похоже, прибыл сюда не иначе как из музея. Где-то в глубине сознания родилась робкая мысль, что ей надо бы порасспросить его, прежде чем он исчезнет. Она понимала, что говорит с призраком, но не могла заставить себя изменить свое поведение.
– А куда мы отправимся столь немедленно?
Темная бровь незнакомца надменно выгнулась над ясным синим глазом.
– Во Францию, разумеется.
– Разумеется, – пробормотала она и заложила за ухо мокрую прядь волос, с которой капала вода. Затем задалась вопросом: а где же те три человека, что были на снимках, кроме него? Взгляд ее метнулся к теням вокруг кустов и деревьев, стараясь разглядеть там их очертания. Одно дело – встретиться с призраком, но совсем другое – повстречать сразу четыре! Остальные три выглядели на фотографиях угрожающе. Внезапно Хоуп расхохоталась: разве тех кошмарных месяцев в Центральной Америке недостаточно, чтобы научить ее бесстрашию? Она что, боится четырех призраков?!
Но этот человек перед ней не может быть призраком! Он такой основательный и такой реальный! Весь, целиком! Или у призраков тоже бывает эрекция?
Она перестала смеяться и уставилась на него. Он наклонился к ней, и Хоуп стала отодвигаться, пока не уперлась в ствол дерева. Дыхание замерло у нее в груди, когда она заглянула в его глаза. Поднимая протестующе одну руку, другой она свела вместе края камзола на своей груди и торопливо произнесла:
– Держитесь подальше. Держитесь подальше, пока мы не разберемся в этой путанице…
Призрак умоляюще протянул к ней руки.
– Фейт, дорогая моя, в чем дело? Ты же знаешь, что я не причиню тебе вреда ни за что на свете! – Он выглядел таким растерянным, таким влюбленным…
Однако Хоуп заметила в его глазах – пока он так ласково молил ее, – иной блеск: он хотел большего, чем просто защитить ее…
– Да подождите же минуту, черт вас возьми! – раздраженно сказала она, и глаза ее сверкнули, а угрожающая поза лучше всяких слов дала ему понять, что она не допускает возможности оказаться в его объятиях. Она разогнула палец на вытянутой вверх руке. – Первое. Меня зовут Хоуп, а не Фейт. Второе. – Еще один палец распрямился. – Вы – призрак. Возможно, я достаточно глупа, чтобы сидеть тут с вами и обсуждать, куда это мы должны отправляться в грозу, но не настолько же, чтобы еще и пасть в ваши объятия!
Если бы фотоаппарат мог запечатлеть выражение его лица в эту минуту, то получился бы кадр – ярчайший образец полнейшего и искреннего потрясения. Ей захотелось рассмеяться, закричать, завизжать. С другой стороны, она не могла унять дрожь, ползущую по спине и распространяющуюся по всему телу. Холод тут был ни при чем. Это нервы.
Он кашлянул, затем растерянно улыбнулся ей, но Хоуп знала, что кое-какие из сказанных ею слов повлияли на него. Посмотрев вниз, он переплел пальцы на руках – длинные, гибкие пальцы, которые, казалось, могли исполнить сложную сонату на фортепиано.
– Право же, я вовсе не призрак, cherie. Я здесь. И ты здесь. Неужели мои руки похожи на руки привидения?
– Нет, но вы все равно призрак.
Хоуп уставилась на него, раздумывая при этом: уж не спятила ли она сама? Тогда, выходит, он в здравом рассудке?.. Невероятно! Да что там, если уж говорить обо всем происходящем, то с самого начала, с этих фотографий, вся ситуация была достаточно нереальной…
– Вы либо призрак, либо сбежали из психушки, – произнесла Хоуп и глубоко вздохнула, предприняв попытку улыбнуться дрожащими губами. Может, если бы ее отпустила пульсирующая боль в голове и голова бы прояснилась и заработала лучше, она смогла бы собраться с мыслями и все обдумать, но – увы! – времени не было. – Почему бы вам сначала не рассказать мне о себе? – предложила Хоуп. – А потом – очередь за мной.
Его темно-синие глаза раскрылись еще шире, и на высоком, чистом лбу снова появилось обеспокоенное выражение. Затем он пожал плечами, обтянутыми тонким батистом рубашки, и улыбнулся, словно решив не спорить с ней.
– Меня зовут Арман Сантой.
– Сантой?
Он кивнул.
– Как пишется ваше имя?
– Так же, как и слышится: S-a-n-t-e-u-i-1. Я капитан французской армии, присланный сюда… неважно зачем, потом ты все вспомнишь. Мы с тобой полюбили друг друга. Припоминаешь? – Он подождал ее ответа, но, увидев на ее лице лишь неподвижно застывшую улыбку, продолжил: – Наконец мне удалось уговорить тебя оставить отца и встретиться со мной около Порт-Гурона. Мы должны были немедленно отбыть во Францию, где намеревались пожениться. У нас будет семейство маленьких Сантоев… – Ей показалось, что его улыбка осветила все пространство под дубом ярким сиянием. – Ты обещала мне по крайней мере десятерых…
Хоуп открыла рот.
– Десять детей?
– Oui.[4]
– Должно быть, Фейт была сложена наподобие танка, – пробормотала она, а затем бросила: – Продолжайте!
В приказном тоне Хоуп слышалось раздражение; и впрямь, сейчас она была поглощена одним: как выйти из положения, в котором оказалась, и преодолеть эту путаницу?.. В любом случае она была уже готова очнуться под деревом промокшей, дрожащей от холода, после непонятного сна, чтобы побыстрее покончить с этим кошмаром, избавиться от этого призрака…
– Продолжать? Но что? Это все, – завершил он. – Сейчас твоя очередь вспоминать.
Его рука потянулась и убрала прядь мокрых волос с ее щеки. Рука была сильной, и прикосновение ее к ее коже показалось Хоуп теплым и таким возбуждающим… Не сознавая, что делает, она прислонилась к нему, почти желая, чтобы он обнял ее. Но тут же быстро отпрянула назад.
Призрак! Он же призрак! – продолжала она твердить про себя. И она до сих пор ничего о нем не знает. Не знает даже, хороший он был человек или плохой. Если хороший, то почему те трое убили его? Значит, плохой?..
Голова у нее снова закружилась, и она начала говорить, чтобы замедлить это вращение и выиграть время:
– Меня зовут Хоуп Лэнгстон. Я – фотожурналист одного из ведущих журналов страны. Я много путешествую, а затем возвращаюсь сюда и отдыхаю тут. Это мой остров, и он принадлежит моей семье уже довольно много лет.
Он покачал головой, и на чувственных губах заиграла слабая, но сочувствующая улыбка.
– Хи-хи-хи… Нет, cherie. Не пытайся обмануть меня. Ты – Фейт Тревор. Твой отец – британский офицер, недавно присланный сюда, в Порт-Гурон, на территорию Новой Франции, что прилегает к колониям. Он отказался дать свое согласие на наш брак, и мы решили пойти против его воли. – Он улыбнулся. – Мы с тобой помолвлены. – Синие глаза, похоже, заглядывали ей прямо в душу. – Теперь ты припоминаешь, cherie?
– Нет, – отрезала она. – Мне надо прервать ваши россказни, мистер. Никакая я не ваша «cherie». Я – та, кем называю себя, и у нас скоро наступит тысяча девятьсот девяностый год. Этот штат называется Миннесота, он является частью Соединенных Штатов Америки. Вы уже умерли, а я жива. – Она поколебалась, продолжать ли, так как на лице его отразился явный ужас. Он решил, что она сошла с ума. – В ваше время, когда бы это там ни было, ни одна женщина не стала бы снимать с себя одежду и бегать под дождем нагишом. А в мое время это возможно.