Арман выпрямился.
– Но это же неправильно! Как же эти женщины могут смотреть людям в лицо, не опасаясь позора?
Хоуп тоже выпрямилась.
– При чем тут позор? Что более стыдно: мужчине жить с женщиной или женщине жить с мужчиной?
– Ответ, разумеется, совершенно очевиден. Позор падает на женщину – за то, что она допустила подобное. У нас есть название для таких женщин, и оно не из приятных! – властно закончил он.
– Я вижу, наши взгляды из вопрос о совместном образовании расходятся. – медленно проговорила она. – В любом из этих случаев нет ничего позорного. Как только молодые люди становятся совершеннолетними, выбор – это их дело, и ничье больше.
Хоуп видела, что Арман старается сейчас переварить информацию, которая – по крайней мере с его точки зрения – была невероятной.
– Ты умеешь читать?
Она поморгала при такой резкой смене темы, но ответила:
– Да. Каждый в США должен посещать школу, пока ему не исполнится хотя бы шестнадцать лет. Затем все, кто хочет, могут продолжить образование в колледже или университете. И мужчины, и женщины.
– Поразительно, – пробормотал Арман, размышляя над услышанным. Затем он встретился с ней глазами. – Ты будешь мне читать, – сказал он, словно подводя итог их беседы.
– Читать? – Неужели перед ней сам Шовен собственной персоной? Голос ее прозвучал жестко от переполнявшего его сарказма. – И что же вы хотите, чтобы я вам читала?
Арман помахал в воздухе рукой.
– Что угодно. Что-нибудь такое, что расскажет мне, каким стал этот мир сегодня. – Взгляд его заблуждал, и Хоуп поняла, как неуверенно он чувствует себя в этом новом для него мире, где он так неожиданно оказался. – Книги ведь по-прежнему все еще существуют, правда?
– Да, я даже думаю, у меня в доме найдутся старые газеты или журналы.
Он радостно улыбнулся.
– Чудесно. Для начала сойдет.
– Конечно, – тихо проговорила она. Даже слишком тихо. Если бы он знал ее так хорошо, как думал, он догадался бы, что внутренне она старается уклониться от такого предложения. – А почему, черт побери, вы сами не можете их читать?
– Не ругайся. Это весьма не идет даме. Даже той, которая носит панталоны. – Он с наслаждением и презрением одновременно посмотрел на ее соблазнительные ноги, плотно обтянутые темно синей тканью джинсов, и продолжил: – Да потому ma cherie,[7] что я не очень хорошо читаю по-английски. А поскольку ты англичанка и говоришь по-английски, я осмелюсь предположить, что ты также и читаешь по-английски. Разве я не прав?
На этот раз ее улыбка была такой теплой и искренней, что вызвала у него ответную. Должно быть, настоящая мудрость приходит только в возрасте более двухсот лет. И она решила не спорить сейчас о том, англичанка она или нет. У него и так достаточно информации.
– Совершенно прав.
– Значит, ты могла бы принести газеты и почитать мне что-нибудь из новостей? – терпеливо продолжил он.
Она взмахнула в воздухе рукой, как это только что сделал он.
– Попозже. Сейчас я очень хочу есть.
Арман опять нахмурился и заговорил только после того, как налил себе в стаканчик вина. Она принялась жевать бутерброд с арахисовым маслом и медом.
– Ф-фу! – гневно воскликнул он, с размаху ставя стаканчик на покрывало. Целый поток французской речи хлынул у него изо рта. Хоуп слабо догадывалась, что он за что-то ругает ее, но никак не могла понять, за что же именно. Французский, который она проходила в старших классах школы, мог пригодиться ей только для выражений вроде «Ручка моей тети – на столе».
Она откусила от своего бутерброда еще кусочек, опасливо ожидая, будет ли Арман продолжать свою обличительную речь или же объяснит ей, в чем дело.
– Что это такое? Козлиная моча? Просто отвратительно! – Весь его вид показывал, что он подбирал выражения помягче. – Я-то думал, ты пьешь вино, но эта жидкость – фу, это что-то новое! Возможно, ее применяют при пытках… или это лекарство от какой-то смертельно опасной болезни! – Он попытался прочитать, что написано на этикетке.
Хоуп проглотила кусочек бутерброда, стараясь скрыть усмешку.
– Это недорогое американское вино. Поскольку я не часто пью вино, то мне оно кажется вполне сносным.
– Вино? Ба! Да это только кисловатая, подкрашенная водичка! За какой достойный сорт вина выдает себя эта подделка?
Она повернула бутылку, чтобы самой прочитать.
– Здесь написано, что это – «шабли»…
– Это столовое вино не годится даже для того, чтобы подавать его британцам!
Хоуп уже не могла больше сдерживаться и расхохоталась.
– Что тут смешного? – спросил Арман, и гнев исказил его черты.
– Извините, – с трудом проговорила она, когда сумела наконец остановиться. – Просто все складывается до того смешно! Я ведь должна тут отдыхать и восстанавливать здоровье. А вместо этого нахожу призрака и даже усаживаюсь поесть вместе с ним. И все, что мы можем делать, – это ссориться из-за плохого вина!
Лицо Армана прояснилось, выказывая самодовольную радость.
– Ага, так ты согласна со мной, что это дрянное вино?
– Вино? – возмущенно проговорила она, снова вздрагивая от смеха. – Мужчина всегда должен настоять на своем, даже если наступит конец света!
Он посмотрел на нее, затем потянулся за бутербродом. Прежде чем осторожно откусить кусочек, он внимательно посмотрел на содержимое.
– Скажи мне, ты не любишь мужчин? И поэтому гак ядовито отзываешься о нас?
Ее улыбки исчезла.
– В настоящий момент я не слишком-то без ума от мужчин. Но если вы спрашиваете, не предпочитаю ли я женщин, ответом будет решительное «нет».
Лицо его разгладилось. Где-то над головами защебетала птица.
– Понимаю. Я так и думал, потому что, когда сжимал тебя в объятиях, ты реагировала.
– Это была лишь инстинктивная реакция, такая же, как у вас, когда ваше тело реагировало на мою близость. Вы излучали тепло, а я была мокрой и озябшей.
– Тебе не следовало обращать внимание на мою реакцию, – твердо заявил он. – Даме это отнюдь не пристало.
– О, ради Бога, – сказала она, почувствовав себя значительно лучше оттого, что теперь в неловкое положение попал Арман, и потянулась за другой половинкой бутерброда.
– Как ты думаешь, что же теперь будет? – спросил он, немного помолчав.
– Я думаю, нам надо выяснить, почему вы так и не нашли покой с момента… с момента вашего ухода.
– Моей смерти?
– Да, – ответила она. – Должна же быть причина. – Она порылась в сумке и нашла наконец на самом дне фотографии. Она так увлеклась, что забыла показать ему все снимки и расспросить о событиях, запечатленных на них. – Вот. Посмотрите и скажите мне, что из этого вы припоминаете? – Хоуп протянула ему фотографии.
Арман уставился на них, явно не желая брать в руки.
– Они не причинят вам вреда. Возьмите.
Он медленно выпрямился и сел, скрестив ноги, прямо напротив нее. Затем вытер руки о панталоны и потянулся за фотографиями. Одну за другой он рассматривал их, и лицо его каменело с каждым новым снимком. Просмотрев их все до конца, он начал проглядывать снова.
– Ну что? Припоминаете что-нибудь? – спросила Хоуп, и голос выдал ее волнение.
– Да. Теперь я все вспомнил.
– Отлично! – Хоуп выжидательно наклонилась вперед. – Кто эти люди? Что им было надо? Кто из них напал на вас?
Длинный палец указал на человека в высоких сапогах и подбитом мехом плаще на плечах.
– Это – охотник-траппер, но он больше жил в Гранд-Портидже, чем в лесах. Его звали Франсуа Турбэ. Вот этот, – он показал на фигуру с вытянутым лицом рядом с Турбэ, – этот работал у отца Фейт и шпионил за мной. Он был заурядной личностью. Его звали Жак Пийон. А вот он… – Арман показал на человека, стоявшего несколько поодаль, – это самый жестокий человек из всех, кого я когда-либо встречал. Его имя Анри Удон, и он постоянно стравливал всех вокруг, чтобы заставить подраться. Он всех ненавидел. Всех, кроме капитана Тревора. И иногда мне кажется, что он лишь терпел капитана, так как Анри нужно было его расположение, а иначе его бы вышвырнули с территории.