Следующий день начался в школе с розысков виновных. Нина Алексеевна, словно мы ничего не знали, рассказала о случившемся. В классе повисла тяжелая-претяжелая тишина. Ну, прямо чувствуешь, как на плечи давит. Сидим. Молчим. Нина Алексеевна говорит, что она не сомневается в нашем классе, но, может, кто-нибудь из нас знает виновных. Сидим. Молчим.
Честно говоря, я за то, чтобы признаваться. Но нельзя подводить товарищей. Придумали такое еще при царе Горохе и до сих пор не отступают. А то мне, чем так сидеть, лучше встать и прямо сказать. Сразу легче становится. Но нельзя — закон! Сидим. Молчим.
И вдруг Петькин голос:
— Были мы химиками, стали алхимиками.
Потом он клялся, что слова у него сами изо рта вырвались. Потому что складные.
Нина Алексеевна сразу к Петьке. Взяла его в оборот. Он сперва отнекивался, что знать не знает и ведать не ведает. Но Валя Макарова строго сказала:
— Обманывать нельзя!
Тут Петька и скис. Он такой: или молчит камнем, или говорит — не остановишь, пока не выложит всего. Нина Алексеевна слушала спокойно. Но уши у нее так побагровели, что мне стало как-то не по себе.
Попробуй обрадуйся после такого, что отец идет на собрание. Не только под ложечкой, а во всех местах сразу засосет. Тогда я придумал хитрый ход. Рассказал папе, как найти наш класс, а потом вскользь заметил:
— Будешь сидеть там один среди женщин…
— Гм… — отец в нерешительности остановился посреди комнаты.
Я торжествовал. Но рано. Все испортила мама. Она страшно забеспокоилась, что папа передумает, и бросилась в атаку.
— Ничего подобного, Сашечка. На собрания очень многие отцы ходят. И тебе надо. А то Нина Алексеевна мне уже выговаривала, что ты совсем не занимаешься воспитанием сына…
Папа ушел. А я стал слоняться по квартире. Бабушка, она меня всегда понимает, спросила шепотом, что случилось в школе. Рассказал ей тихонечко. Скрывать нечего. Не виноват же я, что всех ребят к алхимии потянуло. Дернула меня бабуля за ухо и усадила рядышком смотреть телевизор. Лег я в тот вечер рано.
Разговор с родителями состоялся утром. Перед школой. Обычно папа поднимается позже нас с мамой, а тут он ждал меня одетым. Мама была уже в курсе моих дел. И началось! Сперва я пытался объяснить им, как все произошло. Но они не слушали. Отец без конца повторял, что никогда в жизни не испытывал такого позора и что теперь он возьмется за меня всерьез. Мама требовала принятия самых строгих мер, «иначе психика ребенка будет искалечена навсегда».
А надо сказать, что у родителей нет согласия по поводу моего воспитания. Конечно, оба они мечтают, чтобы их сын, то есть я, был пай-мальчиком. Но меры принимают разные. Если папа, к примеру, не разрешает мне гулять, то мама, как она говорит, «с медицинской точки зрения», немедленно отменяет запрещение. И наоборот. Когда мама в наказание не дает мне денег на кино, отец настаивает, «что ребенок должен иметь нормальное культурное развитие».
Если вспомнить хорошенько, так они меня еще ни разу по-настоящему не наказывали. Но тут пошел такой разговор, что я стал с опаской поглядывать на отцовский ремень. На ремень и на часы, которые тикали в это утро так лениво, что казалось, никогда не наступит время идти в школу.
Надо сказать еще о моих отметках. Табель выглядел так, что самому смотреть было противно. Одни тройки. Даже по пению. Почему-то это особенно раздражало маму. Она все повторяла: «Даже по пению тройка! Даже по пению! Стыдно!»
Не подумайте только, что я какой-нибудь бесчувственный чурбан. Мне было очень стыдно. Очень. Даже плакать хотелось. Но что я могу поделать, если на свете так много интересного?! И всем хочется заняться, все узнать!
Сколько раз давал себе честное-пречестное слово стать «четверочником-пятерочником»! Не получается. Мозги у меня с дефектом. Это я серьезно говорю.
Беру, к примеру, учебник истории. Читаю. Запоминаю я быстро. Десять минут — и готово. Человек с нормальными мозгами учил бы после этого другой предмет. А я не могу. Мало мне учебника. Лезу в энциклопедию, потом еще в какую-нибудь книгу. Увлекусь! На следующий день — полная катастрофа. По истории не вызывают, зато по другим предметам — как сговорились, а у меня на их подготовку не оставалось времени.