— Заболел он…
— Уже успел узнать?
— Угу…
— Нужно было проведать его. Или ты не знаешь адреса? — это он намекал, что нет у меня в Будапеште никакого друга.
— Позабыл…
— Вот оно что!
Не мог же я сказать правду. А то отец, чего доброго, отменит свое решение. Скажет, что нечего мне бродить одному по Будапешту.
— И долго он будет болеть?
— Завтра придет.
— Честное слово?
— Честное-пречестное! — в этот момент я не врал. Я твердо верил, что Ференц меня не подведет.
— Что ж, поживем — увидим…
За окнами автобуса открывались все новые уголки чудесного города на Дунае. Широкие улицы, застроенные вереницами красивых зданий, стрелами прорезали город. Площади такие огромные, что казалось, нет им ни конца, ни края. Много памятников и парков. Мостовые выложены камнем. Да так искусно, что автобус катился как по асфальту.
Мне сразу понравился наш гид. Звали его Габором. Молодой. Черные волосы и огромные темные глаза. Габор отлично говорил по-русски. А как он рассказывал! Было видно, что Габор просто влюблен в родной город. Он сравнивал его с разными городами, и каждый раз выходило так, что Будапешт среди них наикрасивейший. И правильно! Я тоже горжусь своим городом, хотя он раз в пять меньше Будапешта. Для меня мой город самый лучший в мире!
— Будапешт можно сравнить только с Ленинградом! Ленинград красивее, — все же признал Габор.
— А вы бывали в Ленинграде?
— Я там учусь.
— Бот здорово! Правда? Где?
— В горном институте. На четвертом курсе. Сейчас у меня каникулы.
— И много вместе с вами в Ленинграде венгерских товарищей?
— Да! И не только в Ленинграде. В Москве, Киеве… У нас в институте настоящий интернационал. Ребята из всех социалистических стран.
В автобусе заговорили, заулыбались. Туристы стали хором рассказывать Габору о том, что и в нашем городе учится много студентов из Венгрии. Но всех забил «педагогика». Оказалось, что он даже преподает венгерским студентам. Очень хвалил их за трудолюбие.
Габор расцвел на глазах. Мне бы тоже было приятно слушать такое. Потом он как-то очень задушевно сказал:
— Да, ваша страна для нас — вторая родина…
А я подумал, как удивительно мне повезло, что родился я в Советском Союзе! Правда, я еще ничего особенного не сделал. Но сделаю. Непременно сделаю.
Здесь я должен забежать далеко вперед. Вы, наверно, помните, как Валька Макарова из нашего класса упрекала меня в том, что я почти ничего не рассказал ребятам о поездке по Дунаю. Это правда и неправда одновременно. В подробности я на самом деле не вдавался. А вот о том, какой великой представляется наша страна из-за границы, говорил без конца.
Особый разговор был у меня с Лешкой Поповым. Это главный в нашем дворе хулиган. Учится на одни двойки. Девчонкам проходу не дает. Ему ничего не стоит отколотить кого-нибудь. Так Лешке я прямо сказал: «Или становись человеком, или убирайся к капиталистам. Им такие типы нужны. А нас не позорь! Понял?»
Вас, конечно, интересует, чем закончился наш разговор с Лешкой? Разбитым носом. Моим, конечно. Как услышал Лешка, что я отсылаю его к капиталистам, сразу пустил в ход кулаки. А они у него здоровенные. После этого я больше не пытался говорить с ним с глазу на глаз. Пустое дело, а нос у меня все же один.
О Лешке я рассказал ребятам. Ну, и о своем разбитом носе тоже. А надо сказать, что в нашем классе не спускают подобных историй. Тронул кого из наших — отвечай. В общем с этого часа у Лешки началась невозможная жизнь. Прежде всего его хорошенько отколотили за мой нос. Отколотив, предупредили: «Тронешь кого — пеняй на себя!» Лешка попытался ослушаться и был наказан снова… Теперь он ведет себя тише воды и ниже травы. Говорят, даже учиться стал лучше…
Но вернемся в Будапешт. Наши автобусы выехали на Сабадшаг тер, то есть на площадь Свободы.
— Перед нами, — сказал Габор, — здание посольства Соединенных Штатов Америки. Здесь, на шестом этаже, до сих пор скрывается кардинал Миндсенти.
Туристы зашумели. А я не знал, кто такой Миндсенти. У кого бы спросить? Потихоньку, чтобы в случае чего не смеялись, подсел к «педагогике».
— Что за кардинал? — спросил шепотом.
— О контрреволюционном мятеже в Венгрии в 1956 году слышал?
— Читал где-то…
— Ладно уж. Слушай, что я тебе скажу… Понимаешь, империалистам не нравилось, что народ Венгрии строит социализм. Вот они и решили свернуть его с этого пути.
— Разве это возможно?
— Империалисты считали, да и сейчас считают, эти возможно.