— Где? — лениво посмотрел вокруг Модрис. — Где ты видишь брешь?
— Там! Между ватерлинией и палубой.
В это можно было поверить, потому что на кручах Красных скал таких брешей было немало. В этих расщелинах ворковали голуби, с чириканьем выпархивали оттуда воробьи. Но человек ведь не птица, вот в чём беда.
Инт наклонился через борт. На боку корабля зияла дыра. Будь у мальчишек крылья, они в тот же миг очутились бы там. Но крыльев у них не было. Хорошо, что ещё есть боцманское кресло. Оставалось придумать, как вернуться обратно наверх.
Подняться по канату, наверное, было под силу только Модрису. Значит, кто-нибудь из ребят должен был остаться на палубе, чтобы помочь товарищам забраться наверх.
Следопыты принялись завтракать. Модрис достал из рюкзака литровую банку с топлёным свиным жиром. Они намазали жир на хлеб и молча ели, сосредоточенно думая о своём.
Модрис вдруг перестал жевать. Он поднялся и подошёл к ржавой лебёдке, торчавшей посреди палубы.
— Верёвку можно намотать на колесо, а колесо крутить.
Он попытался повернуть рукоятку лебёдки, но безуспешно. И лишь когда подоспели на помощь Инт с Агрисом, рукоятка с резким скрипом сделала неполный оборот и застопорилась.
— Одна ржавчина, — ворчал Агрис.
Огорчённые неудачей, следопыты опять принялись завтракать.
— Стоп!
Агрис с набитым ртом вдруг повернулся к Инту.
— Лебёдку надо смазать! — еле проговорил он.
— Америку открыл! — усмехнулся Модрис. — Может, ты прихватишь с собой вазелин или тавот?
Агрис не ответил. Он схватил банку с жиром.
— Но это ведь жир! — отчаянно закричал Модрис.
— Вот именно! — ответил Агрис.
Целый час они потели, соскребая ржавчину.
Всё содержимое банки пошло на лебёдку. И тогда оказалось, что жертва была не напрасной: колесо поворачивалось. Сначала тяжело и со скрипом, а потом всё легче и мягче. Модрис крутил рукоятку одной рукой.
Верёвку укрепили и намотали на колесо лебёдки. Эту работу все проделали дружно. Но дальше начались разногласия: спорили, кому спуститься вниз, а кому остаться на палубе и крутить колесо. Вниз хотелось всем, на палубе оставаться не желал никто. Агрис считал себя слабым для такой тяжёлой и ответственной работы, Инт признал, что у него тоже недостаточно сил. Модрис понял, что вниз ему не попасть. Оказывается, бывают обстоятельства, когда крепкие мышцы не могут давать никаких преимуществ, а даже наоборот.
— Слабакам вечно везёт, — проворчал Модрис и взялся за рукоятку.
Агрис перебрался через борт и сел в боцманское кресло. Съезжать вниз не хитрое искусство: только нужно держаться за верёвку — вот и всё. Модрис чуть притормаживал колесо.
— А если я отпущу? — шутил он.
Инт покраснел и тайком взглянул на друга. Было ясно, в чей огород брошен камешек. Он не забыл вчерашний случай на полузатонувшем корабле. Такое забывается нелегко.
Хорошо, что именно в этот момент Агрис дёрнул верёвку, подавая сигнал. Он уже достиг цели, и кресло можно поднимать обратно.
— Не побоишься? — спросил Модрис, наблюдая, как Инт устраивается в боцманское кресло.
— Крути! — крикнул Инт.
Агрис, ожидая товарища, стоял на железной балке в проёме бреши. Сначала над его головой повисли кеды и тонкие загорелые ноги, а вот сам Инт в спортивных трусиках и выцветшей на солнце рубашке, на носу очки с золотой оправой.
— Стоп! — крикнул Инт.
Верёвка напряглась. Агрис протянул руку и втащил Инта в брешь.
Инт старательно прикрепил боцманское кресло к балке, чтобы легче было найти его на обратном пути.
Ребята заглянули вниз, в нутро корабля. Из глубины повеяло могильным холодом и тишиной. Что они могут найти там? Какие неудачи и разочарования их ждут?
— Поехали, — сказал Инт и съехал вниз по балке, ведущей в таинственные глубины корабля. За ним последовал и Агрис.
Теперь следопыты находились в «животе» «Пингвина».
Шланг и каменный крест
Стоя на набережной, мы восторгаемся внушительным видом великанов, совершающих дальние плавания, радуемся красоте белоснежных, похожих на высотные здания, палубных надстроек и удивляемся, как же такие горы металла держатся на воде. Мы даже не догадываемся о том, как тесно внутри корабля.
Но зато гораздо просторнее выглядит подпалубный мир старого корабля. Выломанные перегородки объединяют все помещения в один единый туннель.
Ржавчина, словно красный мох, облепила всю внутреннюю часть обшивки корпуса. Каждое слово отдавалось в пустых сводах гулким эхом.