– Пока?
– Насколько можно долго, – уже тверже произнес мужчина и обличительно добавил. – Ради вашей же безопасности.
– При чем тут я вообще? Вы обещали всё рассказать.
– Позже.
– Когда? Будете также утаивать «насколько можно долго»?
– Да.
– Это не честно!
– Это – разумно. Опыт с господином политологом показал, что вы не умеете держать язык за зубами.
– Вы же сами сказали, что это магия! Как я могла ей противиться?
– Элементарно, это у вас в крови, – как-то слишком злобно прошипел господин Диран, а я опешила:
– В смысле?
Но маг не ответил. И выглядел так, будто и без того сболтнул лишнего.
***
После смерти графа меня, как ни странно, вернули в прежние покои, признавая за мной и титул, и право главенствовать в замке. Анфилады комнат в сравнении с уютной башенкой казались пустыми и нагоняли тоску, которой мне и без того хватало. Причина моего настроения будто и не замечала ни взглядов, ни вздохов – выражение лица мага напоминало чистый лист, без единой эмоции. Вежливые приветствия и прощания, спокойные и размеренные трапезы. Он вел себя так, будто не было этих наполненных болью ночей, не было успокаивающего шепота и горячих объятий, отгоняющих агонию… Сейчас, кажется, мне было куда как больнее, чем тогда – чувствовать на губах отголоски поцелуев, глядя в бесстрастное лицо. Болела и душа, и тело, подводящее меня в его присутствии. Я тонула в омуте глаз, плавилась в руках, задыхалась от прикосновения губ, но для господина Дирана, как и прежде, оставалась недоступной графиней, пускай и ныне вдовствующей.
Впрочем, вскоре как-то само собой в нашем общении с магом пропало упоминание моего титула. Не то, чтобы я так уж за него цеплялась, желая во что бы то ни стало оставаться для него аристократкой, но смену обращения заметила – вместо графини Диран всё чаще стал звать меня по имени. И не просто по имени – все его прежние обращения в мой адрес просто-напросто трансформировались, сменив графский титул на имя. И я млела, услышав порой из его уст что-то наподобие «дорогая Тиарэ» или «драгоценная Тиа». Чтобы я и вовсе растеклась безвольной лужицей у его ног, не хватало лишь слова «моя», но до такой оговорки Дирану, пожалуй, требовалось напиться вусмерть.
Не знаю, осознавал ли он, какие фразы порой срываются с его губ, но я с теплотой в сердце лелеяла в памяти воспоминание о каждом таком обращении. Хотя объяснение, скорее всего, было простым и приземленным – своим титулом, особенно с приставкой «вдовствующая», я постоянно напоминала ему о смерти единственного друга, вот и, совершенно бессознательно, маг решил защититься от печальных мыслей.
Я же от собственных мыслей защититься ничем не могла – они бились в моей голове дикими птицами, их было так много, что я с трудом и не сразу смогла разобраться в себе, – а новое обращение мага только подстегивало и без того отчаянно стучащее сердечко, мешая связно рассуждать. Прошла почти неделя после похорон, когда сумбур в голове сложился во что-то более-менее внятное и я, наконец, смогла признаться самой себе, что влюбилась. По-настоящему, а не под давлением очередной магии, так как ни одно заклинание, уверена, не могло поселить в душе настолько противоречивые чувства, а разум набить розовой ватой. И влюбилась, судя по всему, безответно. Учитывая, что рассказывали о маге, рассчитывать на взаимность было сродни божественному чуду. Какой интерес может проснуться у взрослого, сформировавшегося мужчины, весьма могущественного и талантливого темного мага, к молоденькой недомагичке, у которой из всех плюсов разве что юный возраст да весьма шаткий титул, которым ее этот самый маг опосредованно и обеспечил? Как-то особенно рассчитывать на свою внешность я даже не собиралась – та же госпожа Сортэн выглядела величественнее и женственнее меня, обаяв практически всех мужчин в замке своей манерой держаться и разговаривать. Даже сухарь Рошше порой бросал на блондинку весьма недвусмысленные взгляды, тогда как на меня с теплотой смотрел разве что в несколько отеческом ключе.
Признаться, хотелось плакать. Рвать, метать, бить посуду, закатывать истерики. Делать всё, что угодно, не задумываясь о последствиях, лишь бы объект страсти меня заметил, а не ходил подле меня с непроницаемым лицом. Первая любовь такая пылкая, что затмевает голос разума, и я сама себя не узнавала в восторженно глядящей на мужчину девчонке, сердце которой заходилось, стоило лишь увидеть, подумать, почувствовать его рядом... Я думала, что умру. Что сердце разорвется на мелкие кусочки, и я уйду вслед за супругом. Но, истошно прорыдав три ночи к ряду в подушку, будто очнулась ото сна. Зачем мне привлекать его внимание и что-то выдумывать – я же и без того постоянно на виду, маг сам ходит за мной, как привязанный, охраняя неведомо от чего. Мне нужно его присутствие? Так он всегда рядом, только руку протяни.