Но пресловутое шестое чувство не давало покоя, заставляя метаться из угла в угол без дела, когда мага не было поблизости. Я начала срываться на ни в чем не повинных преподавателях и компаньонках, выплескивая свою нервозность на излишне спокойных на мой взгляд людях. Особенно доставалось Фэлисии, в обществе которой я, в отсутствие мага, стала проводить практически всё свободное время, которого без занятий магией оказалось достаточно.
– Его нет уже третий день! – страдала я, не в силах спокойно усидеть в кресле напротив госпожи Сортэн. Этикетная дама вяло улыбнулась – мои стенания явно начинали вызывать мигрень у степенной южанки, но выражать свое негодование вслух она не спешила.
– Не стоит волноваться, Тиарэ, – в который раз успокаивала меня Фэлисия. Даже участливо положила свою узкую холеную ладонь на мои сжатые в кулачки ладошки – просто вершина чуткости в исполнении моей преподавательницы! – Господина мага не так-то легко обидеть. Уверена, он сам скорее кого-нибудь покалечит, чем даст себя тронуть хоть пальцем. Ну же, верьте в своего мужчину!
Я привычно залилась краской и насупилась. Проницательности госпоже Сортэн было не занимать, она читала меня точно открытую книгу, даже чувства к магу увидела прежде, чем я сама их осознала и вообще допустила такую возможность. Но одно дело, когда мою душу насквозь видел Диран, и совсем другое – стать предметом исследования богатого внутреннего мира для другой женщины. Не уверена даже, что Фэлисия считала меня своей подругой – она скорее покровительствовала, относясь ко мне как к неразумной младшей сестренке, безапелляционно указывая на ошибки и воспитывая характер.
Почему-то все вокруг хотели слепить из меня сильную личность, невосприимчивую к нападкам извне. Диран при помощи врожденных магических способностей, господин Рошше благодаря стойкости тела к чужим прикосновениям, а госпожа Сортэн наравне с этикетом старательно учила меня быть настолько высокомерной, насколько это вообще возможно, будучи человеком, а не сошедшим с небес божеством. У Фэлисии задирать нос, считая себя выше прочих, получалось великолепно, я же никак не могла уяснить, почему аристократке стоит ставить себя на недостижимый для простых смертных пьедестал. В общине все были равны, дядюшка скорее координировал жизнь, чем главенствовал над стаей. И то дядя – он мудрый, сильный, с опытом, у него есть заслуги, за которые стоит по меньшей мере уважать, а я? Чем я заслужила право растить в себе манию величия? Даже титул, перешедший от супруга, не казался мне веской причиной, тем более что обязанности графа принял на себя Диран, отставив меня в сторону от дел.
– Он не мой, – буркнула я в ответ на многозначительную улыбку Фэлисии. И, переводя тему, задала очередной волнующий меня вопрос:
– А почему вы с господином Рошше по-прежнему в замке? Разве ваш контракт с ним не окончен? Граф умер, учить меня быть графиней больше незачем...
– Вы даже мысли не допускаете, что мы с Густавом настолько привязались к вам, что продолжили работать на добровольных началах? – притворно возмутилась блондинка, но под моим скептическим взглядом перестала играть, став непривычно серьезной:
– Мы в самом деле решили остаться здесь по собственной воле. Не знаю, что там насчет Густава, но лично мне не хотелось оставлять вас в одиночестве, тем более после смерти его светлости.
– Я не одна...
– Ну-ну, мне вы можете не лгать. Кого вы считаете компанией, своих шебутных компаньонок? Они плохая компания для леди, я даже просила господина мага избавить вас от их общества, но он мне отказал, – этикетная дама чуть нахмурилась, явно недовольная тем, как именно неделикатный Диран выразил свой отказ.
– Почему?
– По той же причине, по которой я осталась – сказал, что вам нужно общение.
– Нет, почему они плохая компания для леди? Да и какая из меня вообще аристократка?
– Самая настоящая, Тиарэ. Думаете, не будь всего этого, – Фэлисия прострально обвела взглядом уютную гостиную с роскошным интерьером, – у вас в крови, вы бы сумели за считанные месяцы впитать то, что иным преподают с самого рождения? То, что вы жили где-то в глуши, конечно, ошибка, но, к счастью, исправимая. Теперь вам одна дорога – в столицу.
Я с удивлением смотрела, как на лице госпожи Сортэн расцвела гордая улыбка, а в обычно холодных голубых глазах светилась искренняя радость за собственное детище, превратившееся под её непосредственным руководством из гусеницы в бабочку.