– Наслаждаетесь магическим источником, Тиарэ? – прозвучал за спиной мужской голос, едва не отправивший меня на дно – я дернулась, неловко повернулась и загремела в воду с пологого склона. Озеро было глубоким, без плавного входа, так что вымокла бы я до нитки, но господин Диран успел ухватить меня за шкирку, так что промочила я только ноги в мягких замшевых сапогах и штаны до бедра.
Без видимых усилий мужчина перенес меня подальше от кромки воды, держа подмышками, как ребенка, и поставил перед собой, рассматривая с полуухмылкой, как диковинного зверька. Я чувствовала себя прескверно, и не только из-за взгляда натуралиста-мучителя – обувь хлюпала, мокрые штаны неприлично облепили ноги, а рукав рубашки испачкался о траву, когда я падала. Хороша, ничего не скажешь. Нервно сдув с лица выбившуюся из прически прядь, волчонком глянула на мужчину. Тот продолжал ухмыляться, не разменивая своё внимание ни на что иное, кроме моей мокрой и жалкой персоны. Кажется, чужие несчастья лились дивным бальзамом на его душу – уж слишком искренне господин Диран потешался надо мной.
– Думаю, перед продолжением пути лучше бы вам переодеться, – заключил мужчина, отходя чуть в сторону. Я выразительно фыркнула, хотя холодок страха и сжался вокруг сердца – я была наедине с малознакомым человеком, одна, в глухой чаще. И он предложил мне переодеться. Что бы это могло значить? Точнее, могло ли это значить что-то иное кроме того, что я подумала?!
– Ох, Тиарэ, ваша мимика настолько выразительна, что по ней можно мысли читать, – скривился господин Диран, отступая еще на пару шагов, будто я прокаженная. Я мигом вспыхнула, одновременно и смущенная, и разгневанная, – И прекратите краснеть – ваш румянец по насыщенности посоперничает со спелым помидором! Идите к кустам и переоденьтесь, подглядывать я не стану, уж поверьте.
Повторно фыркать я не стала – развернулась на пятках и громогласно похлюпала в указанном направлении. Идея покинуть дом уже не казалась мне столь привлекательной, но сухая и чистая одежда могла вернуть мне веру в собственные силы и намерения.
Содержимое мешка не радовало. Будучи мало знакомой с путешествиями, я прихватила еды, пару книг, чтобы скрасить время в пути, даже немного денег из дядюшкиного стола, с величавым профилем импозантного мужчины в годах, а вот сменной одеждой как-то не озаботилась. Точнее, одежда была, но путешествовать в ней я бы не решилась – своё самое любимое платье я прихватила не для блуждания по лесу, а для неминуемой встречи с любовью всей моей жизни. И что же теперь – предстать в нем перед невыносимым господином Дираном?!
Впрочем, выхода особого не было – рукав рубашки был не только зелен, точно весенняя трава, но и изрядно грязен. И штанам, чтобы высохнуть, понадобится часа три-четыре у костра, а этого времени у нас нет. Печально, что обуви с собой я не прихватила – пришлось расшнуровывать сапожки, выливать лишнюю воду и надевать обратно. Сырая кожа натирала и неприятно прилипала к ступням и щиколотке – да, в таком виде далеко я точно не уйду, разве только на чьих-то руках или спине, но как-то сомневаюсь, что пособник моего побега согласиться побыть ко всему прочему еще и моим личным транспортом.
Вышла из кустов я изрядно преображенной – в нежно-голубом платье с открытыми плечами и полуоткрытой спиной, которые пришлось скрыть покрывалом распущенных волос. Ступала мягко и аккуратно, чтобы обувь не натирала, придерживая подол и внимательно глядя себе под ноги, поэтому не сразу уловила на себе чужой взгляд. Господин Диран смотрел неотрывно, в серых глазах мелькали темные всполохи, как тогда, за ужином. Я видела, что дышал он как-то… странно, а тонкие губы были ошеломленно приоткрыты. В ответ на откровенно восхищенный взгляд я невольно улыбнулась. Как можно более искренне и светло, той самой улыбкой, за которую меня любили в общине, несмотря на «ограниченную» человеческую природу.
Но на мужчину моя улыбка произвела диаметрально противоположное впечатление – он дернулся, сморгнул, будто отгоняя наваждение, и глянул на меня самым хмурым взглядом, который я когда-либо видела. Этот взгляд мигом добавил ему лет десять – меж бровей пролегла складка, линия рта казалась жесткой, а скулы острыми, словно лезвие клинка. Перемена испугала. По-настоящему испугала. От такого человека хотелось бежать без оглядки, и я бы побежала, если бы по лицу напротив всего лишь через мгновение вновь не скользнуло изменение, вернувшее ему более-менее привычное выражение равнодушного любопытства и легкой иронии – мол, полюбуюсь я на тебя, когда ты начнешь идти по лесу в длинном платье. Я и сама понимала, что мой наряд не соответствует ситуации…