«О ничтожное, жалкое племя людей, дети праха, увядшие листья.
О бессильный, о слабый, о немощный род, преходящие бледные тени.
О, бескрылые, бренные вы…»[1]
Марбери взглянул на Энн.
Ее лицо горело, щеки пылали, глаза потемнели.
— Тысяча извинений, — продолжил Тимон, не сумев сдержать чуть заметной улыбки. — Я думал, что вам знакомы «Птицы». Это величайшая комедия греческого драматурга Аристофана. Я, естественно, читал ее на языке оригинала, но уверен, что данный мною перевод на английский достаточно точен.
Марбери перевел дыхание.
— А теперь, — твердо сказал он, — я ухожу.
Резко развернувшись, он направился к двери зала.
Энн открыла рот, намереваясь возразить, но что-то в лице Тимона заставило ее передумать. Застывшее, невыразительное лицо. Маска человека, которому есть что скрывать.
6
Тимон придвинул стул к столику Энн и сел напротив.
— Эту пьесу впервые исполняли, — продолжал он, не глядя на девушку, — на великих Дионисиях в конце марта за четыреста с небольшим лет до рождения Господа нашего. Если пожелаете, я могу прочесть ее целиком. Я сохранил ее в памяти.
— Вы меня обманули! — взорвалась Энн. — Нет такой пьесы!
— В сущности, она более реальна, чем ваши современные пьесы, поскольку содержит основные строительные блоки, использовавшиеся почти в каждой комедии, написанной за последующие две тысячи лет. Вы, как я понимаю, изучаете Аристотеля.
Лицо Энн застыло, и в голосе послышался холодок.
— Вы вправе гордиться собой, — презрительно бросила она, — превзойдя девицу!
Тимон на мгновенье прикусил верхнюю губу и встретил ледяной взгляд спорщицы.
— Едва ли девицу… — Он прищурился и сильно понизил голос. — Я предпочитаю смотреть на вас как на товарища по ученым трудам. К тому же мой сан и хранимый более тридцати лет целибат позволяют мне забыть ваш пол. Вы обладаете умом — он стремится к познанию. Вооружитесь знанием, Энн, и тогда вы станете не просто помехой для великих людей, собравшихся в этом зале.
Энн вспыхнула от мысли, что собеседник так легко проник в ее мысли. Однако, хотя она не понимала еще причины, ее воспламенила мысль учиться у этого человека.
Она кивнула.
— Тогда вам следует понять, — начал он, тщательно выговаривая каждое слово, — что в наш век знание есть сила. Каждый из здесь присутствующих владеет латынью и рапирой, слагает стихи и способен написать красками росинку на лепестках розы или, если понадобится, командовать кораблем в сражении. Каждый должен уметь все. Невежество — проклятие Господа, знания же дают нам крылья. Вы живете в неповторимую историческую эпоху. Увы, боюсь, она минет слишком скоро. Вы живете в Англии, которая любит учение. Пусть ваш разум поспешит поглотить все сведения, какие может удержать, пока не настала эра тьмы.
Убежденность, прозвучавшая в речи Тимона, заставила Энн вспыхнуть.
Тимон, поймав взгляд потрясенной девушки, понял вдруг, что обращался скорее к себе, нежели к ней.
Она между тем позволила себе вглядеться в лицо Тимона. Его глаза походили не на окна души, а на зеркала, отражающие все внешнее. Губы казались улыбающимися, даже когда были спокойно сжаты. Лицо-маска, скрывающее мысли. Но Энн по опыту знала, что под таким бесстрастным выражением всегда живет тайна.
Она шевельнулась. Достойная задача — раскрыть эту тайну.
— Мы начнем с «Поэтики» Аристотеля. — Тимон прочистил горло, смущенный ее взглядом, как прежде смутилась она.
— Разве Аристотель писал пьесы? — Энн скрыла неловкость за простодушным вопросом.
— Не писал, но его трактат дает четкие наставления относительно построения пьесы. Установленным им правилам следуют и по сей день.
— Тогда я должна познакомиться и с его трудом. — Энн поправила выбившийся локон. — В наше время язык властвует над всем: люди предпочитают слова действиям. Наши пьесы разворачиваются в диалогах, и я должна знать, что говорит об этом Аристотель.
— Должны, — негромко согласился Тимон, облокотившись на разделявший их стол. — Начнем с начала. Аристотель говорит, что основа всего драматического эффекта — сюжет. Наши театры существуют, чтобы рассказывать истории. Однако эти истории, разумеется, должны быть переданы почти исключительно посредством диалогов персонажей.
Маленький паучок выбрался на крышку стола и побежал по ней к Энн. Она, казалось, не замечала, зато Тимон смотрел только на него, забыв обо всем. Он похолодел, забыв, о чем говорил. Он перестал дышать. Сердце громко стучало в барабанные перепонки.