Итак, я рассказал мисс Норрис, потому что мой план требовал, чтобы Марк перепугался донельзя. Без этого прохода ей никогда бы не удалось подойти к лужайке достаточно близко, чтобы напугать его по-настоящему. Однако благодаря моему пособничеству ее появление было очень эффектным, и Марк впал в то состояние ярости и мстительности, которое требовалось мне. Мисс Норрис, как вы знаете, профессиональная актриса. Мне незачем объяснять, что ей казалось, будто мной руководит всего лишь мальчишеское желание весело подшутить над всеми остальными, а не только над Марком.
Он пришел ко мне в тот вечер, как я и ожидал, все еще трясясь от негодования. Больше никогда не приглашать мисс Норрис в гости; я должен взять это на особую заметку — больше никогда. Это неслыханно! Если бы он не должен был поддерживать свою репутацию безупречного гостеприимства, утром он бы вышвырнул ее вон. Однако она может пока остаться, как того требует гостеприимство, но больше никогда она не переступит порог Красного Дома! Тут он был непоколебим. Я должен взять это на особую заметку.
Я утешил его. Я пригладил его взъерошенные перья. Она вела себя очень плохо, но он абсолютно прав. Он должен попытаться не показывать, насколько он ее не одобряет. И, конечно, она больше никогда не появится здесь, это разумеется само собой. И тут я внезапно засмеялся. Он посмотрел на меня негодующе.
— В чем шутка? — сказал он холодно.
Я вновь негромко засмеялся.
— Я просто подумал, как было бы забавно, если бы ты… отомстил бы ей.
— Отомстил? Как это?
— Ну, отплатил бы ей той же монетой.
— Ты хочешь сказать: напугать ее?
— Нет нет. Но переодеться и поводить ее за нос. Выставить ее дурой перед всеми остальными. — Я снова засмеяло. — И поделом ей!
Он возбужденно подпрыгнул.
— Черт побери, Кей! — воскликнул он. — Если бы я мог! Но как? Придумай что-нибудь.
Не знаю, говорил ли вам Беверли про актерство Марка. Он пробовал себя во всех родах искусства и гордился своими талантишками, но актером он казался себе потрясающим. Бесспорно, он обладал некоторыми способностями для игры на сцене при условии, что на сцене он главный и играет перед восхищенными зрителями.
Как профессиональный актер в небольшой роли он был бы безнадежен, а как любитель, играющий главную роль, он заслуживал все, что местные газеты когда-либо писали про него. И потому мысль дать частное представление для посрамления профессиональной актрисы, посмевшей подшутить над ним, равно взывала и к его тщеславию, и к жажде мести. Если он, Марк Эблетт, своей бесподобной игрой поставит Рут Норрис в дурацкое положение перед всеми остальными, а к тому же сможет обмануть ее, а затем присоединиться к общему смеху над ней, его месть поистине будет достойной.
(Это кажется вам ребячеством, мистер Джиллингем? А, но вы же не были знакомы с Марком Эблеттом!)
— Как, Кей, как? — твердил он возбужденно.
— Ну, я же еще этого не обдумал, — запротестовал я. — Это же была только идея.
Он принялся придумывать сам.
— Я мог бы сыграть антрепренера, приехавшего заключить с ней контракт… но, наверное, она знает их всех. А если интервьюером?
— Это будет трудно, — сказал я взвешивающе. — У тебя довольно характерное лицо, знаешь ли. А твоя бородка?
— Я ее сбрею! — огрызнулся он.
— Мой дорогой Марк!
Он отвел глаза и замямлил:
— Я уже давно думал сбрить ее. А, к тому же, если я берусь за что-то, то по-настоящему.
— Да, ты всегда во всем артист, — сказал я с восхищением.
Он замурлыкал. Он больше всего жаждал называться артистом. Теперь я знал, что он у меня на крючке.
— Тем не менее, — продолжал я, — даже без бородки и усов тебя могут узнать. Разве… — Я замолчал.
— Разве что?
— …ты притворишься Робертом. — Я опять рассмеялся. — Черт возьми! — сказал я. — А это неплохая идея. Притвориться Робертом, непутевым братом и шокировать мисс Норрис. Занять у нее деньги, например, и прочее в том же духе.
Он радостно закивал, его маленькие глазки заблестели.
— Роберт, — сказал он. — Да-да. Как мы это устроим?
Роберт действительно существовал, мистер Джиллингем, как вы и инспектор, несомненно, установили. И действительно был непутевым мотом и уехал в Австралию. Но он не входил в Красный Дом днем во вторник. Никак не мог войти, поскольку умер (неоплаканным) три года назад. Но об этом, кроме меня и Марка, не знал никто. Он был последним из их семьи. Его сестра умерла в прошлом году. Впрочем, сомневаюсь, чтобы она знала, жив Роберт или умер. О нем не упоминали.