К счастью, путь вдоль Удоми оказался не очень длинным, и к полудню партия достигла того ключа о котором говорил Мамыка. Это был неширокий, но бурный ручей, ленящийся меж замшелых зеленых камней и сгнивших стволов деревьев, покрытых толстым слоем мха. Еще легче стало идти, когда караван вступил под сень кедрового и пихтового бора, почти лишенного всякого подлеска.
Вскоре начался легкий подъем, и по мере того, как изыскатели шли вперед, пейзаж стал меняться. Появились ильмы, бархатное дерево, потом пошел мелкий березняк с примесью низкорослого монгольского дуба. Дубки как-то по-новому украшали лес, придавая ему южную мягкость.
Но вот лес стал редеть и неожиданно оборвался. Впереди открылась унылая равнина с чахлыми деревцами лиственницы - то была болотистая марь, о которой говорил Мамыка. Она простиралась километра на три и кончалась у подножия невысокого темно-зеленого увала. Каравану предстояло пересечь эту марь, чтобы выйти к увалу. За ним должно было находиться плато.
- Кабаны! Кабаны! - внезапно крикнул Пахом Степанович и вскинул ружье. За ним сорвал с плеча карабин и Дубенцов.
Не более чем в ста метрах от истока ручья, на грани между марью и лесом, паслось небольшое стадо невысоких, но коренастых светло-серых животных. Услышав крик, свиньи вскинули морды, раздался тревожный храп, и стадо бешено помчалось в тайгу. Одновременно прогремели два выстрела. Еще не умолкло эхо, а кабанов уже и след простыл. В лесу только слышался удаляющийся треск веток. Дубенцов бросился туда, где паслись кабаны, но ничего, кроме смятой и перемешанной с грязью осоки и множества следов острых небольших копыт, не нашел. В глазах его, как видение, продолжало стоять стадо диких свиней: их короткие сильные туши, высоко вскинутые остромордые головы с маленькими настороженными ушами и обрывки травы на клыках…
Не находя себе успокоения Дубенцов зашел на несколько шагов в лес по следу стада и увидел на траве кровь. Капли ее тянулись цепочкой, идущей зигзагами, но дальше цепочка стала ровной, прыжки кабана становились длинными. Не оставалось сомнений, что раненый кабан ушел со стадом. Огорченный Дубенцов вернулся к каравану. Пахом Степанович, выслушав его, сказал:
- Этот зверь сильный - уйдет раненый и обязательно выживет. Ошибку мы сделали: никогда не надо в тайге выходить сразу на поляну или на марь. Летом в таких местах завсегда пасется какой-нибудь зверь. Можно сказать, по глупости упустили свинину…
Изыскатели решили до темноты выйти к подножию плато, поэтому отдых был недолгим.
С первых же шагов по мари всем стало понятно, что партия вступила на самый трудный участок пути. Внешне марь имела вид ровного зеленого ковра осоки, растущей красивыми отдельными веерообразными ручками. Создавалось впечатление, будто на огромном пространстве расставлено множество сосудов, в которые вставлено по букету осоки. Однако красота эта оказалась предательски обманчивой. «Сосуды» были не чем иным, как довольно высокими, в полметра от земли, кочками из туго переплетенных корневищ осоки и торфа. Под лесом кочек почти везде стояла вода, образуя скрытое зеленым ковром болото.
Грунт под кочками состоял из плотной глины, которая настолько была утрамбованной, что в ней не тонуло даже копыто лошади. Но часто встречались колдобины - ямы со следами сгнивших корневищ некогда стоявшего на этом месте дерева. Теперь тут образовались залитые водой углубления, подчас скрытые нависшей с кочек осокой.
У человека, много путешествовавшего по тайге, где часто встречаются мари, вырабатывается искусство ходьбы по таким кочкам. Вооружившись палкой, он опирается ею между кочками и ставит ногу в середину веера осоки - в центр кочки. При этом каждый шаг делается осмотрительно, с точным расчетом. Понятно, такая ходьба требует много времени и энергии, а главное - неусыпного внимания.
Таким умением владели Пахом Степанович, Дубенцов и отчасти профессор Черемховский. Для всех остальных, и особенно для животных, поход через марь вскоре превратился в сплошную пытку.
Вооруженные палками люди то и дело срывались с кочек, вылезали с мокрыми по колено ногами, пытались идти и вновь срывались и опять вылезали. Некоторые пробовали брести по воде, но и такой способ мало облегчал ходьбу - иногда невозможно было протиснуть ноги между кочками.
Особенно же страдали животные. Нагруженные тяжелыми вьюками, они медленно двигались, с трудом поднимая ноги, чтобы перешагивать через высокие кочки. Со стороны казалось, что они на брюхе ползут по зеленому ковру осоки и что у них вовсе нет ног. Иногда какая-нибудь лошадь падала. Для того чтобы поднять ее, приходилось снимать вьюки, а это еще больше задерживало караван.