- Ты копаешь колодец? - с тихим изумлением спросила Анюта, приподнялась и, шатаясь от слабости, подошла к яме. - Витя, ты же совсем ослабеешь, и тогда мы оба погибнем…
Но я продолжал работать и скоро по плечи ушел в землю. Анюта принимала у меня туесок с землей. В конце концов топорик лязгнул о камень. В первую секунду я смертельно перепугался, полагая, что началась кристаллическая порода. Но, пощупав рукой, обнаружил, что пошла галька. Расчет мой был верен: начался влажный суглинок, а потом и мокрая галька. Силы прибавились. Не жалея ногтей и пальцев, я стал руками разгребать легко поддающийся супесок с камешками и, наконец, почувствовал, что в яме собирается вода. Я попросил у Анюты котелок и через минуту вернул его, наполовину наполненным водой. Она отпила лишь несколько глотков и сейчас же протянула котелок мне:
- Пей сам, Витя, ты ведь очень устал… Мы напились досыта, и я, зачерпнув еще полный котелок воды, выбрался из ямы. Потом мы умылись, и Анюта попросила, чтобы я прилег отдохнуть, а сама принялась готовить ужин. Я вмиг уснул, разморенный усталостью, и, кажется, никогда так мертвецки не спал. Анюта разбудила меня, когда ужин был уже на «столе».
Сейчас она спит, завернувшись в дождевик и палатку, а я не могу нарадоваться, глядя на нее. Но, пожалуй, лягу и я, В этой мертвой глуши, кажется, можно вполне положиться на одного часового - Орлана.
Глава седьмая
Продолжение дневника Виктора Дубенцова.
10 июля. Утро. Ценой почти нечеловеческих усилий мы, кажется, наконец, приближаемся к цели. Вчерашний день принес нам новые испытания. С утра, как и все эти дни, шли среди дремучих зарослей ели, не встречая воды.
В обед были израсходованы последние остатки драгоценной влаги, припасенной из нашего колодца. Во второй половине дня Анюта снова стала слабеть. Под вечер она вдруг зашаталась и стала падать. Я подхватил ее под руки. Обморока не было.
До темноты оставалось два-три часа. Что делать? Я вскарабкался на самую высокую ель, чтобы разобраться в местности. Слева, километрах в семи-восьми, видны яруса высоких гор. На отлоге их, на открытой прилужной равнине блестит небольшое озеро. Но внимание мое сразу привлек заметно обозначающийся коридор среди леса, находящийся примерно в километре по направлению нашего пути. Я внимательно осмотрел его и понял, что его образовала река.
Эту радостную весть я сообщил Анюте, как только спустился на землю. Она приободрилась, но идти не смогла из-за сильной слабости. Тогда я решил нести ее. Она почти с ужасом восприняла эту меру спасения.
- Нет, нет, нет! - замахала она руками. - Ты совсем надорвешься, и мы пропадем.
Закинув за спину полупустые рюкзаки, я взял ее на руки. Идти было тяжело, кружилась голова. Я опускал Анюту, она делала несколько шагов сама, потом снова брал ее на руки. Вдруг она затормошила мое плечо:
- Остановись, Витя, послушай…
Я остановился, но кровь сильно шумела в голове, и шум этот мешал что-либо расслышать.
- В чем дело? - спросил я.
- По-моему, где-то кричит цапля, - ответила она.
Мне показалось, что у нее галлюцинация, но, немного отдохнув, я действительно услышал крик цапли, доносившийся спереди. По звуку определил, что до цапли от нас метров триста-четыреста. Значит, мы совсем недалеко от реки.
- Теперь у меня хватит сил дойти, - сказала Анюта.
Но у меня уже созрел другой план: сходить одному, принести воды, а там будет видно - ночевать на месте или добираться до реки.
Я оставил ей рюкзак, карабин и налегке, с посудинами в руках, устремился вперед. Быстро наступал вечер, в зарослях начинало темнеть. Я спешил, почти бежал. И вот среди сумрачных елей мне встретилась березка - первая за все дни, проведенные в гнетущем ельнике. Одинокая; стройная и свежая, в ярко-зеленой листве; она походила на веселую девушку, окруженную древними суровыми старцами. Я готов был расцеловать ее. Она была предвестником разнолесья, а следовательно, ручья или реки.
Не прошел я и десяти шагов, как попал в заросли тальника и услышал шум воды. Силы удвоились. От радости, почти бессознательно, я загорланил изо всех сил. И вот лес расступился. Передо мной, между сумрачными стенами елей, по широкому лесному коридору бежала небольшая речка. На ее берегах я увидел заросли шиповника, багульника, смородины. После лесного мрака, окружавшего нас на протяжении многих дней, яркий свет вечернего солнца на мгновение ослепил меня.
Я спрыгнул с обрывчика на берег, усеянный галькой, Шум воды, блеск ее серебристых струй под лучами солнца показался мне чем-то сказочным. Я окунул свою голову в воду, наслаждаясь прохладой. Быстро напившись досыта, я зачерпнул полные котелки и бросился в обратный путь.
В первом же кустарнике я с разбегу наскочил на сучковатую валежину и с такой силой ударился коленом о сук, что лишился сознания. Очнувшись, попробовал идти, но не смог двинуть ногой. Ничего не оставалось, как сломить удобные палки и приспособить их как костыли. Я снова вернулся к речке, набрал воды и заковылял к Анюте.
На небе сиял зеленовато-оранжевый свет, но в лесу уже стало темно. Опасаясь сбиться с пути, я стал кричать. В ответ послышался выстрел неподалеку справа. Скоро я был возле Анюты. Она уже развела костер и сидела возле него с карабином в руках.
Мы решили ночевать у костра. Осмотрели ушибленное колено и нашли, что кость не пострадала. Только под чашечкой оказался багровый синяк.
К утру ступать на ногу было почти невозможно. Нас обоих это обстоятельство встревожило, и мы приняли такое решение: идти к реке и на ее берегу сделать остановку на столько времени, сколько потребуется, чтобы нога зажила. Я смастерил более удобные костыли, и мы добрались до речки. …Итак, мы у речки. Теперь нам ничто не страшно. Как только поправится нога, свяжем плот и двинемся вниз по течению. Речка наверняка принесет нас к Хунгари или, в крайнем случае, к Амуру. А пока наслаждаемся отдыхом.
Местность вполне располагает к этому. Палатки стоят возле самой воды. В речке много форели. Анюта рыбачит.
Уроки Вачи не прошли даром: с полдюжины рыб уже трепыхается на песке. По берегу видны густые кустарники смородины. Уже несколько раз пролетали утки. Станет, немного легче - поброжу с карабином. Орлан, изрядно отощавший за эти дни, сейчас мечется по прибрежным кустам, охотясь за бурундуками. Ложусь спать, потому что ночь провел почти без сна из-за боли в коленке. Сейчас боль стала утихать от холодных примочек и лопуха, которым я обернул ногу.
То же число. Вечер. Этот день принес нам щедрое вознаграждение за трудные испытания, которые мы выдержали. Я проснулся во второй половине дня, боль почти утихла. Передо мной «скатерть-самобранка»: на дождевике в двух котелках - почищенная рыба для ухи» которую Анюта сразу поставила варить, как только я проснулся.
Пока варился обед, Анюта стирала в речке, а я прихватил мыло и полотенце и отправился купаться. Прекрасно вымывшись и освежившись, я постирал белье, полотенце, побрился и почувствовал себя так, словно только родился на белый свет. Когда возвращался к палаткам, до слуха донесся звук, напоминающий отдаленный шум самолета.
Плеск воды мешал вслушаться. Я позвал Анюту, и мы ушли подальше от бурного места речки. Там мы совершенно ясно расслышали, что шумел действительно самолет.
- Неужели нас разыскивают? - сразу оба высказали мы догадку.
Было и радостно и в то же время тревожно от догадки, что мы явились причиной таких хлопот. Мы подсчитали время. Двенадцатый день нас нет в лагере. За это время от лагеря экспедиции можно было вполне добраться до Комсомольска, если учесть, что нарочный от стойбища плыл на бату по Хунгари.
Самолет гудел где-то у сопок в направлении озерка» виденного мною вчера с ели. Потом шум стал утихать» пока не растаял совсем в тишине тайги. Мы только тогда спохватились: следовало бы развести костер, чтобы клубы дыма показались над лесом.
Уха была готова, и мы очень вкусно и сытно пообедали. Потом принялись чинить одежду и обувь. Мы изрядно пообтрепались и едва залатали все дыры до вечера. Анкета так посвежела и похорошела за этот день, что я не могу налюбоваться ею. Под прямыми строгими бровями весельем и счастьем горят ее глаза-угольки. Похудевшее, ставшее совсем смуглым от загара лицо ее сделалось немного продолговатым и приобрело какие-то новые черты. Улыбка почти не сходит с него весь день. Она много шутит, рассказывает смешные истории из своего детства» институтские анекдоты о преподавателях, и мы много хохочем. При этом мы окончательно стали обращаться друг к другу на «ты».