Секач был на редкость крупных размеров. Его массивная, толстая в груди, шее и голове, намного сужалась к задним ногам. Под густой и длинной седой щетиной плотным войлоком сбился мягкий, как пух, желтоватый подшерсток-панцырь - зимняя шуба дикого кабана. Огромные эмалевые клыки заострились по бокам, словно отточенные ножи. Сухие длинные ноги, заканчивающиеся острыми, как отшлифованный кремень, широко раздвоенными копытцами, продолжали вздрагивать в предсмертных конвульсиях.
Пахом Степанович прикинул длину убитого зверя. Оказалось, кабан был около двух метров. Потом они осмотрели подсвинка, и тогда только таежник пояснил:
- Вот оно как получилось: подсвинку, вишь, я попал в шею. А пуля-то прошла насквозь и угодила как раз в того.
И подсвинок не добит и этот дурак не уходит. Подсвинка, думаю, застрелю наверняка, а секач пусть убежит, шут с ним! Ан, паря, вишь, он на меня пошел…
Пока Дубенцов и Пахом Степанович осматривали добычу, прибежала Анюта. Они втроем принялись свежевать кабанов. Решено было забрать потроха и вырезать лучшие куски мяса, которые и завернули в кабаньи шкуры. Вдоволь был сыт и Орлан.
После отдыха и обеда на берегу ручья разведчики нагрузились до отказа и тяжело зашагали к сопке, чтобы успеть до вечера выйти на берег неизвестной реки.
Глава девятая
У неизвестной реки. - Изобретение Дубенцова. - Дикий виноград. - Пояснение Анюты.
С седловины Верблюжьего горба, куда наши путники взобрались незадолго до заката солнца, они увидели глубокую долину, зажатую с обеих сторон высокими грядами гор. Долина, налитая темно-синим вечерним сумраком, уходила прямо на юг и там исчезала в сумеречной фиолетово-синей мгле. По дну долины темной лентой вилась река, от берегов которой и до вершин сопок взбирались густые заросли курчавого лиственного леса. Лишь кое-где между деревьями белели осыпи или острыми зубцами подымались над лесом скалы.
- Какое изумительное зрелище! - не удержалась от восхищения Анюта. - Подлинная поэзия! Отсюда не хочется уходить.
- Величиной река напоминает Хунгари, - заметил практичный Дубенцов.
Не задерживаясь на седловине, они стали спускаться по склону через редкий березняк, чтобы засветло найти приют на берегу реки. Вскоре березовый лес сменили заросли высокого лиственного разнолесья. Влажная, освежающая прохлада охватила путников, над головами которых теперь смыкали свои могучие кроны старые тополя, ильмы, бархаты. Во множестве встречались боярышник, черемуха. Возле одного бархатного дерева, достигающего в поперечнике не менее полметра, Пахом Степанович остановился, отковырнул топориком кусок коры.
- Экое богатство! - сказал он. - Чистая пробка!
У нас на Амуре она шибко идет в дело: и на поплавки к неводам и на спасательные круги и пояса на катерах и пароходах.
- А знаете, Пахом Степанович, - говорил Дубенцов.
- Ведь это дерево нигде не растет, кроме как на СихотэАлине и в Приамурье,
- Заграница, говорят, покупает у нас пробку-то, заметил Пахом Степанович.
- Да, и заграница покупает, и центральные области нашей страны снабжаются ею…
Так, за разговорами, они спустились на дно долины и вскоре очутились на берегу реки. Река была не более сорока-пятидесяти метров в ширину, но стремительное течение с воронками водоворотов придавало ей устрашающий вид.
По берегам, нависая над водой, густыми стенами стояли тальниковые кущи.
Отыскав открытый участок берега, усеянный мелким чистым галечником и песком, разведчики с облегчением сбросили свой тяжелый груз. Над ними, образуя живописный шатер, разбросал свою широкую крону могучий тополь. Если бы не тучи комаров, трудно было бы подыскать более приятный уголок в лесу. Все трое быстро принялись за дело. Дубенцов собирал дрова для костра. Анюта мыла в реке куски свинины, наполняя ими котелки. Пахом Степанович драл кору для подстилки и ставил палатканакомарники. Задымил костер. В языках его пламени покачивались котелки и чайники. Не отходя от костра, Дубенцов размотал леску, привязал ее на удилище из тальниковой лозы и принялся удить. Вскоре у костра на галечнике трепыхались крупные хариусы.
- Погоди вот маленько, - говорил Пахом Степанович, наблюдавший за ловлей. Он лежал у костра на кабаньей шкуре, отдыхая. - Сработаем бат и не такую еще рыбу добудем… Самого тайменя!
- А что это такое - таймень? - спросила Анюта.
- В таежных реках водится. Самая большая рыба.
Бывает такой попадается - больше метра длиной.
- Как же мы его добудем, Пахом Степанович? У нас же никаких снастей нет.
- А вот посмотрите, Анна Федоровна. И без снастей добудем! - многозначительно ответил старый таежник.
На вершинах сопок, поднявшихся по левую сторону долины, погасли последние отсветы вечерних лучей солнца. По лесу над рекой изредка пробегал ветерок, будто там, в вышине, какая-то большая невидимая птица взмахивала крылом над деревьями.
После ужина Пахом Степанович и Анюта разошлись по своим палаткам, только Дубенцов еще сидел у костра.
Он долго записывал что-то в дневник, потом принялся вычерчивать на листе бумаги какие-то линии. Закончив эту работу, он достал нож и стал мастерить широкую коробочку, напоминающую своей формой утюг. Дно коробочки он сделал из прутьев, сверху положил пробковую кору и скрепил ее новым рядом прутьев. Коробочку опустил на воду и полюбовался, как она легко поплыла. Потом нагрузил ее галькой. Коробочка лишь немного осела в воде.
С утра Анюта перевязала Пахому Степановичу голову.
Таежник засобирался на поиски подходящего дерева для постройки бата. Дубенцов достал свой блокнот.
- Пахом Степанович, сколько дней потребуется, чтобы смастерить бат? - спросил он.
- Этак, думаю, дня за три-четыре управлюсь. Дерево сначала надо найти и срубить да просушить над костром, а потом долбить дня два, если хорошо работать. Инструмент-то у нас, видишь, какой: одни топорики…
А как вы думаете, Пахом Степанович, не лучше ли нам такую вот посудину сделать? - спросил Дубенцов, показывая таежнику свою коробочку.
- Это что за утюг? Плот? - удивился Пахом Степанович. - Нет, паря, мы с ним сядем на первом же перекате. Потом, тяжело будет управлять шестами - шибко грузный.
- Так это же пробковая кора! Я все рассчитал, Паком Степанович. Бат будет иметь осадку тридцать-сорок сантиметров, а плот - только двадцать сантиметров. На постройку бата, вы говорите, нужно три-четыре дня, плот же мы сколотим за один день. Для бата большие водовороты опасны, - плоту они нипочем! Что касается управления, то это самое простое дело: ввиду легкости плота он будет слушаться шестов не хуже, чем бат, да, кроме того, вот тут на стержень наденем лопастный руль, который повернет плот в любую сторону. Знаете, как у баржи…
- Да ты, паря, прямо инженер! Видать, учился этому делу?-Ну, а как ты думаешь связывать его? Не рассыпется он у нас где-нибудь на перекате?
- И это продумано. Нужно найти сухое дерево и расколоть его так, чтобы получились плахи. Из этих плах срубить переплет - раму вроде ящика или большого утюга.
Длина рамы - три метра, ширина - два с половиной. Дно устроим из тонких жердей, которые привяжем к ящику распаренной лозой. В ящик плотно наложим пробковой коры слоем в тридцать-сорок сантиметров. Поверх положим более тонкие жерди и «пристрочим» их к раме, а сквозь кору прикрепим к нижним жердям. По моим подсчетам, вес плота и всего груза на нем будет не больше тонны. А для осадки на двадцать сантиметров нужен вес в полторы тонны. Так что осадка может быть даже меньше, чем на двадцать сантиметров. Думаю, что нам не опасны будут самые мелкие перекаты.
- Однако, придумано дельно, - согласился Пахом Степанович.
- А ты не ошибся в расчетах, Виктор?- спросила Анюта. - Так много сырых жердей, столько груза и такая маленькая осадка? Ведь кора-то не сухая…
- Ошибки быть не должно. Я брал удельный вес именно сырой коры, которая, кстати, мало чем отличается от выдержанной. Тринадцать десятисантиметровых жердей внизу и столько же пятисантиметровых вверху. Проверь, на всякий случай, мои расчеты с удельным весом, - подал он блокнот девушке.