— Привет, чужак!
— Привет, Маккой! — откликнулся Энди. Звать его Настоящим он не желал: глупо как-то. Впрочем, сам Маккой кличкой гордился, словно она делала его настоящим героем или кинозвездой. — Как дела?
Маккой сделал затяжку, сел поудобнее и, запрокинув голову, выпустил к потолку струйку дыма. Он явно готовил очередную хохму.
— Что-то тебя не видно в последнее время. Переехал на Фултон-стрит и нос задрал?
«Спокойно, — снова велел себе Эдди. — Без паники», а вслух сказал:
— Ну, знаешь ведь, как оно бывает.
Маккой ухмыльнулся еще шире и смерил Энди насмешливым взглядом. Дружки ухмылялись вместе с ним и явно ждали продолжения.
— Я тут говорил ребятам, у вас на Фултон-стрит случилось чудо.
Энди выдержал небольшую паузу.
' — Какое еще чудо? — тихо спросил он.
Маккой уже откровенно ржал.
— Твоя благоверная родила, не успев забеременеть. Разве это не чудо?
Дружки сдавленно захихикали. Энди уставился в пол, потом взял свое пиво, подошел к столу и застыл перед Маккоем, одетым в джинсовый комбинезон и клетчатую рубаху. Энди знобило, словно он покрывался холодным потом, хотя кожа была совершенно сухой. Его захлестнуло знакомое, но совершенно необъяснимое чувство — счастье вперемешку с непонятным, пропитанным радостью страхом.
— Прикуси язык! — процедил он.
— Неужели ты хочешь сделать со мной то, что со своей благоверной не смог? — Маккой изобразил удивление и поднял руки.
Дружки благоразумно отползли в сторону: р-раз — Энди выплеснул пиво в лицо Маккою, расколотил край стакана о стол и прижал «розочку» к его жирной шее. По бару быстро растеклась тишина. Женский смех оборвался. Перед мысленным взором Энди возникла четкая картинка: за его спиной бармен нащупывает спрятанную за стойкой биту.
— Опусти стакан! — Маккой корчил из себя храбреца, а в глазах плескался страх. Энди подбирал остроумный ответ, ну, что-нибудь про Ненастоящего Маккоя, когда кто-то шарахнул его по виску, сильно, но неловко — в ушибленном ухе загудело. Энди оглушили, а перепуганный Маккой так резко отпрянул от «розочки», что стул перевернулся, и дюжий детина рухнул на пол. Вопреки боли и гулу в ухе, Энди чуть не захохотал: круглая голова Маккоя с грохотом ударилась о паркет, ноги поднялись так, что подошвы ботинок теперь смотрели в потолок. Трое или даже четверо обошли Энди с тыла. Он хотел поцарапать их «розочкой», но упустил момент. Один из нападавших схватил его за пояс, другой — за руки и вывернул запястья, словно шею курице. Энди бросил стакан, но не от боли, а из страха пораниться. Тем временем Маккой поднялся, и с самодовольной улыбкой подошел к обезвреженному противнику. «А он, оказывается, левша», — рассеянно отметил Энди, глядя на занесенную руку, сжатую в кулак. Трое или даже четверо держали его в железных тисках, чтобы Маккой мог спокойно прицелиться и нанести первый удар под дых.
Очнулся Энди в узком, пропахшем мочой и кислым пивом коридоре. Он лежал на спине и смотрел в окно на полоску неба, темноту которого разбавляли звезды и бегущие облака. Во рту чувствовался мерзкий привкус крови и рвоты. Ныла каждая клеточка тела, настойчиво требуя внимания. Над ним кто-то склонился и спрашивал, хорошо ли он себя чувствует. Энди расхохотался бы, но сейчас не рискнул. Это же бармен! Приличный парень, семьянин, он не любит поднимать шум, вот только имени его Энди не помнил. Бармен хотел вызвать такси, но Энди покачал головой, медленно сел, а потом с помощью Пита — вот как звали этого парня! — встал. Энди сказал, у него машина перед главным входом, да и, вообще, уже поздно, жена ждет, а чувствует он себя нормально. Пит зацокал языком: мол, «нормально» больше похоже на сотрясение мозга, но, видя, что Энди не слушает, показал на стальную дверь в конце коридора. За дверью начинался переулок, вдоль бара тянущийся к пустынной улице и стоянке, на которой тосковала фура. Она взглянула на Энди с укоризной: где, мол, тебя носит? Энди казалось, распухший мозг давит на череп, а мышцы живота — первый удар Маккой нанес именно туда — превратились в кулачки.
Ближе к полночи Энди свернул на Фултон-стрит и остановился у дома. На втором этаже было темно, зато в спальне Коры Беннетт из-под жалюзи пробивался лучик света. Энди подозревал, что одинокая Кора спит при свете. Когда он выбрался из кабины, в ноющем от боли теле еще не стих жар и трепет драки. Ночной воздух обжигал холодом, но Энди домой не спешил, даром что был в тонюсенькой ветровке. Волоча левую ногу — в баре кто-то больно пнул его по лодыжке, — он поднялся на крыльцо и сел на качели, стараясь не скрипеть цепями. Не хотелось, чтобы Клэр выходила из дома в одной ночной рубашке и хлопотала над ним, по крайней мере, пока не хотелось. Болели голова, левое колено, левая лодыжка, рассеченную губу саднило, зуб шатался, но Энди считал, что отделался «легким испугом». Сам он тоже не сплоховал — двинул Маккою по яйцам и чуть не оторвал кому-то нос, пока один из тех идиотов не подкрался сзади и не ударил по затылку, вероятно, ножкой стула. Энди откинулся на спинку сиденья и тяжело вздохнул, прижав ладони к ноющей груди. Порывистый ветер гнал по небу тучи, блестящие, как от свежих чернил, ореховое дерево шелестело сухими листьями. Из-за туч то и дело проглядывала полная луна, напоминающая жирное лицо Маккоя. «У вас случилось чудо», — сказал он. Да уж, всем чудам чудо!