— Да, сестра, понимаю. Я прекрасно понимаю, только… — Энди судорожно поднял подбородок и очертил пальцем внутренний контур воротника рубашки. На сегодняшнюю встречу он надел рубашку, темные брюки и пиджак спортивного кроя в светло-коричневую клетку, даже галстук повязал, чтобы произвести хорошее впечатление.
Сестра Стефания не сводила с него глаз, блестящих и немигающих, точно замороженных.
— Только? — переспросила она.
Энди с шумом втянул воздух и снова поднял подбородок.
— Вы не говорили с мистером Кроуфордом по поводу моей работы? Ну, то есть по поводу новой работы поближе к дому?
Сестра Стефания оглянулась на Харкинса — тот вскинул брови, но промолчал.
— Мистер Кроуфорд очень болен, — ответила монахиня. — Смертельно болен.
— Очень жаль, — проговорил Энди чересчур равнодушно, как самому ему показалось, замялся, но быстро взял себя в руки и бросился в атаку. — Наверное, вам сейчас трудно, ну, из-за болезни мистера Кроуфорда и других неприятностей. — Энди взглянул на Харкинса, потом снова на монахиню. — Без него небось как без рук! А вообще странно, что о такой большой организации, как ваша, ни разу не написали в газетах.
— В газетах не пишут об очень многих вещах, — после небольшой паузы проговорил Харкинс тягучим занудным голосом. — Порой даже о серьезнейших происшествиях не сообщают.
Только Энди его не слушал.
— Мне нужно морально поддерживать Клэр, — начал он, обращаясь исключительно к сестре Стефании, — значит, никаких дальних перегонов и сверхурочных исключены. Никаких поездок на Великие озера и в Канаду.
Монахиня снова взглянула на Харкинса, и он снова молча поднял брови.
— Хорошо, мы подумаем, как вам помочь, — проговорила она, повернувшись к Энди.
— Самое главное, ни о чем не рассказывать посторонним. У нас в приюте Пресвятой Девы Марии свои порядки, порой непонятные простым обывателям.
— Ясно, — кивнул Энди, и позволил себе ухмыльнуться, — все ясно.
Сестра Стефания встала так резко, что черная ряса с шумом заколыхалась.
— Вот и отлично, — проговорила она. — Будем постоянно держать связь. Энди, хочу прояснить один момент: и ваша, и наша первоочередная задача сейчас — забота о благополучии Клэр.
— Естественно, я только «за», — с нарочитой небрежностью проговорил Энди, чтобы немного осадить этих святош. Он встал и повернулся к Клэр: — Пойдем, милая, нам пора.
Клэр не шевельнулась — она по-прежнему изучала узор на ковре. Сестра Ансельм шагнула к ней и осторожно коснулась ее плеча.
— Клэр, ты как, ничего?
Клэр с явным трудом оторвала взгляд от ковра, пытаясь сосредоточиться, посмотрела на монахиню и медленно кивнула.
— С ней все в порядке! — рявкнул Энди. Вопреки его стараниям, прозвучало грубо, почти угрожающе. — Я позабочусь о ней, правда, милая? — он схватил Клэр за локоть и рывком поднял. На миг показалось, что она упадет, но Энди не позволил — положил руку на плечо и повернул к двери. Сестра Стефания вышла из-за стола, чтобы их проводить. Секундой позже они втроем скрылись в коридоре.
— У девушки явные проблемы, — тихо сказала сестра Ансельм.
— Думаете, она… — с тревогой в голосе начал отец Харкинс, но не договорил.
— Нет, — в голосе сестры Ансельм звенело раздражение, — я думаю, она близка к нервному срыву, очень-очень близка.
Вернулась сестра Стефания.
— Боже милостивый, ну и ситуация! устало проговорила она и повернулась к Харкинсу: — Архиепископ уже…
— Да, я позвонил в его канцелярию, — перебил священник. — Представитель его милости побеседует с высоким комиссаром. — Вмешательство полиции совершенно не в наших интересах.
Сестра Ансельм презрительно фыркнула. Сестра Стефания устремила на нее полный тревоги взгляд.
— Что вы сказали, сестра?
Вместо ответа сестра Ансельм демонстративно вышла из кабинета. Харкинс и сестра Стефания молча переглянулись: ну что тут скажешь?
Ступеньки крыльца обледенели, и чтобы Клэр не поскользнулась, Энди придерживал ее за плечи. После той роковой ночи она замкнулась в себе, и Энди не представлял, что с ней делать. Клэр целыми днями просиживала в трансе или смотрела по телевизору детские программы и мультфильмы про Багса Банни. А как она смеялась — раскатисто, хрипло, наверное, именно так хохочут ее немецкие родственники. Бессонными ночами Клэр лежала рядом с ним, и Энди чувствовал, как в ее голове крутится одна и та же мысль, от которой ей никак не удается избавиться. На вопросы Клэр отвечала односложно или вообще молчала. Однажды ночью, когда Энди вернулся из Буффало, дом стоял прогруженный во мрак и тишину. Клэр он застал в детской: она сидела у окна, прижав к груди розовое одеяльце. Энди начал кричать, даже не потому что разозлился, а потому что испугался: озаренная голубоватым снежным сиянием, Клэр напоминала призрака. Энди орал, а она едва повернулась к нему, сосредоточенно насупив брови, словно услышала зов издалека.