Мы вошли во дворец вслед за нашим спутником. Шаги наши заглушались толстыми персидскими коврами. По мраморной лестнице мы прошли в помещение второго этажа. Везде царила мертвенная тишина.
В последней комнате слышен был шепот. Нас встретили два комиссара. Начальник сыскной полиции, личный друг покойного, был тут же.
После обмена приветствиями один из комиссаров проговорил:
— Я послал за вами, граф, потому что я знал, что вы остановились в Нью-Йорке. Я подумал, что этот необыденный случай несомненно вас заинтересует, тем более что во всей истории заключается какое-то неразъясненное противоречие.
Рабочий кабинет, по-видимому, находился в том же положении, в котором он был при появлении полиции.
Граф Стагарт подошел к письменному столу. Рядом с маленьким изящным креслом лежало тело Мак Юнга. Стройный мужчина. Он был одет в шикарный сюртук. На ногах были высокие сапоги.
— Он, должно быть, собирался прокатиться верхом, — заметил комиссар.
Рана находилась как раз пониже сердца; я мог ее подробно рассмотреть, потому что Стагарт, откинув сюртук и рубашку, тщательно исследовал рану при помощи микроскопа, маленького зеркала и зонда.
Сжатая в кулак левая рука покойного лежала на ране. В правой вытянутой руке находился револьвер.
— Самоубийство имело, должно быть, место два часа тому назад, — произнес Стагарт, поднимаясь.
На лице его видна была чуть заметная усмешка.
— Совершенно верно, — подтвердил президент полиции. — Я только не могу понять мотивов, заставивших мистера Юнга добровольно простится с жизнью.
— Для меня это совершенно непонятно, — добавил он, качая головой. — Поэтому я полагаю, что возможность преступления ни в коем случае не исключена.
— На этом нельзя основывать подобного мнения, — заметил Стагарт. — Человеческая логика подобна гордиеву узлу. Она никогда не может быть распутана. Кто первый открыл несчастье?
— Миссис Юнг, — ответил комиссар.
— Нельзя ли сейчас же допросить ее? — спросил Стагарт.
Комиссар бросил вопросительный взгляд на своего начальника.
— Я близок к семье Юнгов, — ответил тот смущенно. — Я не знаю, можно ли… Во всяком случае, я лично попрошу ее согласиться на короткий допрос, если вы этого желаете, мистер Стагарт. Я чувствую к вам величайшее доверие и всеми силами стремлюсь к тому, чтобы пролить свет на все это дело.
Президент полиции удалился.
Стагарт снова принялся за исследование раны и затем осмотрел комнату.
— Президент, вероятно, уже давно был дружен с мистером Юнгом? — спросил он равнодушно комиссара.
— Насколько мне известно, да, — ответил тот.
Появление мистрис Юнг и президента прервало наш разговор.
Мистрис Юнг было, вероятно, около сорока лет и ее без преувеличения можно было назвать красавицей. Она являлась типичной элегантной американкой. Чудные черные волосы обрамляли ее бледное лицо. Когда она разговаривала, видны были ее ослепительно-белые, перламутровые зубы. Хотя она была истой американкой, но, очевидно, предки ее были смешанной расы. На это указывали и блестящие, круглые глаза.
— Мистрис Юнг, — проговорил мой друг после того, как нас представил президент, — я хотел бы предложить вам несколько вопросов, которые крайне необходимо выяснить в ваших же интересах. Уверены ли вы, что мистер Юнг сам лишил себя жизни?
Вдова, на лице которой не дрогнул ни один мускул, хотя она несколько раз обращала свой взор на тело мужа, спокойно ответила:
— Это странный вопрос, мистер Стагарт. У меня нет основания сомневаться в этом, так как все данные указывают на самоубийство. Вы можете быть уверены, что я охотнее согласилась бы на другое предположение, чем на это, которое бросает неблагоприятную тень не только на моего несчастного мужа, но и на всю нашу семью.
Стагарт долго молча и испытующе смотрел на нее. Но она не отвела своих глаз и ответила на его взор холодной усмешкой.
Эта женщина обладала феноменальной способностью владеть собой, или же смерть ее мужа являлась для нее только эпизодом, на который она обращала внимание лишь в той степени, в которой требовал от нее свет.
Ее холодность имела в себе что-то отталкивающее.
— У вас нет никаких данных, которые помогли бы нам разобраться в этом печальном происшествии? — спросил через некоторое время Стагарт, опуская взор на лежавшие на письменном столе бумаги.
— Нет, — ответила мистрис Юнг. — Я стою перед загадкой.
Но по выражению ее лица было ясно видно, что она говорит неправду.
Стагарт, по-видимому, не обратил на это ни малейшего внимания.
— Это очень странно, — сказал он спокойно, снова обращая взор на вдову. — Позвольте предложить вам нескромный вопрос: был ваш муж застрахован?
Одно мгновенье казалось, что этот неожиданный вопрос смутил холодную женщину.
— Да, — ответила она, видимо колеблясь.
— Позвольте узнать, в какую сумму?
— В один миллион долларов, — ответила мистрис Юнг.
— И в последнее время он находился в стесненных обстоятельствах, — продолжал Стагарт. — Гибельные спекуляции разорили мистера Юнга и даже, кажется, его политическая деятельность сильно пошатнула его финансовое положение. Поэтому нельзя было выбрать более благоприятного момента для того, чтобы проститься с жизнью, и вы, мистрис Юнг, очевидно, это отлично понимаете.
Мистрис Юнг побледнела, как полотно.
На одно мгновение она, казалось, лишилась языка.
Затем она проговорила:
— О, милостивый государь, вы меня оскорбляете. Я жалею, что согласилась отвечать на ваши вопросы.
Президент тихо добавил:
— Я отлично понимаю логичность вашей постановки вопросов, но вы зашли слишком далеко, мистер Стагарт.
Мой друг пожал плечами и обратился к обоим полицейским комиссарам.
— Я более не нуждаюсь в ваших услугах, — сказал он, — президент даст вам дальнейшие указания.
Полицейские удалились.
В комнате теперь оставались только Стагарт, президент, мистрис Юнг и я.
— Вы имеете право быть в претензии, мистрис Юнг, — сказал повышенным голосом мой друг. — Но при таких тяжелых обстоятельствах, как настоящие, никаких церемоний быть не может. Никаких — понимаете ли вы? С обеих сторон должна быть полная правда — бесцеремонная правда! Только таким образом можем мы дойти до цели. Почему лишил себя жизни ваш муж, мистрис Юнг?
Вдова опустила свой взор.
— Может быть, — ответила она, запинаясь, — может быть — из-за — из-за женщины.
Стагарт улыбнулся.
— Благодарю вас за это указание, — сказал он. — Оно подтверждает мое предположение. Известно вам, может быть, что-нибудь о том, что ваш супруг в последнее время находился в известных сношениях с какой-нибудь женщиной?
Мистрис Юнг еще более побледнела.
— Да, — сказала она едва слышно. — Мне это известно.
Взгляд моего друга впился в ее лицо.
— Кто — эта женщина?
— Ее зовут Нан — больше я ничего не знаю. Ее имя «Нан». Нан, — повторила она, как будто это имя имело в себе что-либо магнетическое.
Вдруг она разразилась рыданиями. Было как-то трогательно видеть, как плакала эта гордая женщина. Она потеряла все свое величие и впервые проявила себя слабой женщиной.
— Эта презренная, — воскликнула она, — вмешалась между мною и ним. Она похитила у меня остаток любви моего мужа, она лишила его последнего призрака уважения к самому себе. Она виновна в его смерти.
— Вот! — воскликнула она, протягивая моему другу лист бумаги. — Читайте! Из этого письма я узнала, что ее имя Нан. Больше я ничего не знаю. Я случайно нашла этот листок несколько дней тому назад.
Теперь вы поймете мою холодность, мое презрение, которое вы, может быть, ложно истолковали, мою ненависть к человеку, который изменил мне ради какой-то подлой женщины.