— Ну, знаешь, — ухмыльнулся он. — Есть разносчицы без искры, но с особым даром, — мужчина поиграл бровями, намекая на Сесиль. Девушка действительно обладала особым даром. Так задницей вилять на двадцатисантиметровых шпильках с подносом в руках не каждому акробату по зубам. Я с мужчинами не заигрывала, вела себя вежливо и сдержанно, даже на хамство реагировала стойко, напоминая себе, для чего все это делаю. И для чего? Чтобы через три года работы услышать, что я уволена за опоздание в двадцать минут? Сдается мне, где-то здесь пустынный мертвоед сдох!
— Значит, дело не в опоздании? Вы же сами видите, — я кивнула за стеклянные витрины, где все еще в ожидании кортежа повелителя бесновалась толпа.
— Будь ты поласковей с клиентами…
— Я нанималась разносчицей, а не проституткой! — так и знала, что опоздание лишь предлог и мне, как пустышке, предложат поторговать телом.
— Не передергивай, Ари! — он положил пухлую руку на мое плечико.
— Фет Горский! — вспыхнула и стиснула зубы, даже не обратив внимания на ненавистное обращение. Когда мужчина провел ладонью по моему плечу и коснулся шеи, я отступила на шаг назад, гневно сверкнув глазами.
— Вот видишь! Так нельзя себя вести ни с клиентами, ни тем более со мной. Получишь недельное жалование в бухгалтерии и свободна.
Свободна, значит? Не знаю, чем я думала. Вообще я девушка спокойная, уравновешенная и ответственная. Но литровая кружка с пивом как-то сама оказалась в ладони, а затем стремительно полетела в телепатовизор. Огромный такой, плоский, во всю стену. Тысяч семнадцать анников стоил.
— А ты выкинул бутылку вина за десять тысяч с обрыва! Ты хоть представляешь, сколько мне нужно работать, чтобы вернуть деньги за этот злосчастный телепатовизор?
— Дня два?
— Дня два? — села прямо и задрала брови. — Вы, великородные, совсем зажрались, походу и улетели куда-то под купол…
— Потеряла работу — найдешь другую. Это не повод сопли размазывать. Есть задача — решай ее. Великородные поступают именно так.
— Мне вот как-то не повезло с серебряной ложкой в заднице родиться. Да и если бы только работа! — хмыкнула я, снова откидываясь на локти и погружаясь в неприятные воспоминания. — Хотела найти утешение у Таххира. У него как раз был выходной. В подземке мне отдавили ногу и порвали платье, вытащили из сумки кошелек. О, а самое эпичное случилось позднее. Мы собирались съехаться с Таххиром на следующей неделе. У меня даже были ключи от его квартиры. Я прошла в гостиную, а меня не ждали. Там он… Трахал эту… Эту…
— Пышногрудую дохлогрызку, — подсказало великородие, а я только хмыкнула. Какая хорошая память!
— В общем, он ее прямо… Скажем так, нестандартно они это делали, — смутилась я, вспоминая увиденное.
— Анальный секс? — хмыкнул мужчина, будто ежедневно только этим и занимался. Мое вытянувшееся лицо истолковал превратно: — Петтинг? Баловались игрушками?
— Знаешь, давай-ка закроем тему. Я схватила со стола бутылку вина, забыла в его квартире пальто, а вдобавок дождь пошел. Пришла сюда, а тут… ты, — закончила сникшим голосом. — И ведь этот пустынный мертвоед даже следом не пошел! Четыре года вместе, а он не бросился за мной!
— Между анальным сексом и тобой я бы тоже выбрал анальный секс, — припечатало Ползучее Великородие. От такой наглости у меня даже слова закончились. Пожалуй, засиделась я на Льдистом и сегодня утешения здесь не найду.
— Мне вот только мудрых советов от незнакомого мужика не хватало. Ты знаешь, тоже счастьем не искришься. И вообще, хватит с меня мужиков! Вы только и думаете, что о задницах!
— О передницах тоже думаем.
Он словно издевался! Хотя почему словно… Очень даже открыто и с удовольствием.
— Да катитесь вы все!
Гневно зарычав, я попыталась подняться и покатилась сама. Вниз со Льдистого утеса. Только и успела взвизгнуть, а в следующий миг сильные руки дернули меня на себя. Я свалилась на широкую грудь великородного и, уперевшись в нее ладошками, замерла. Жизнь пролетела перед глазами за какой-то миг и, если бы не этот… родственник аркха плешивого, остаться Альби и Тану полными сиротами… Свободный полет на камни, поговаривают, заканчивается плачевно для тех, у кого нет крыльев.
— А я сегодня убил родного брата, — прозвучало негромко, но оглушило похлеще ядерного взрыва. От таких откровений лучше держаться подальше.
Как-то все, что я только что в таких красках и с чувством, толком, расстановкой, описала, померкло. Оно перечеркнулось одним единственным предложением.
Отелепатеть…
И что положено сказать в таком случае? Мне жаль? Куда спрятали труп? Или, спросить, могу ли я позвонить сестре и брату прежде, чем меня скинут-таки вниз?