— Хорошо, — сказал Роджер. — Гонконг?
— Ждём звонка с минуты на минуту. — Кебл замолчал и спросил:
— Хотите выпить, сэр?
— Вы считаете, что мне это необходимо?
— Мне необходимо, — несколько застенчиво сказал Кебл.
— Наливайте и плесните мне двойную порцию. — Роджер сел у края своего стола, уставившись на Вейлса.
— Джессуп отравился, — сообщил он бесстрастно.
Кебл, словно от боли, втянул в себя воздух. Он промолчал; у него был дар чувствовать, когда лучше помолчать. Он протянул Роджеру виски с содовой — виски он не пожалел. Роджер выпил. Вейлс храпел. Кебл потягивал виски из стакана. Медленно Роджер поднес свой стакан к носу Вейлса. Храп Вейлса усилился, у него зашевелились губы, и он потянул носом. Роджер не шелохнулся. Анатом задвигался и, моргнув, открыл глаза. Он покосился на стакан, затем выпрямился в кресле.
— Не искушай меня, — сказал он. — Раз я заснул, значит, принял достаточно.
— Уверен?
— Да, — сказал Вейлс. Он зябко поежился. — Здесь чертовски холодно. Тебе сообщили?
— Да, спасибо.
— Прекрасное дельце свалилось тебе на голову, не правда ли? —сказал Вейлс. — У меня к тебе просьба.
— Слушаю.
Доктор сонно улыбнулся.
— Такого, как Красавчик Вест, — сказал он, смотря на Кебла, — никогда не было и никогда не будет. Если бы я попросил у него луну, он бы тоже сказал: «Пожалуйста». Отправь меня на машине домой, Роджер.
— Устройте это, пожалуйста, — попросил Роджер Кебла.
Через пять минут, когда оба — и Кебл и Вейлс — ушли, он сел на ручку большого кресла. В ночной тишине раздался бой Биг–Бена. Полночь. А ведь дело это по-настоящему стало разворачиваться только после четырех часов дня. Он потянулся, встал, подошел к окну и посмотрел на огни Вестминстерского моста, на огни старомодных фонарей, отражавшихся в спокойном течении Темзы. Биг–Бен блестел желтизной, словно больной при свете луны, — Башня с курантами, так же как и остальные здания парламента, черным пятном вырисовывалась на фоне звездного неба.
Зазвонил телефон. Он быстро повернулся, забыв про парламент: возможно, это звонок из Гонконга. Он шагнул к телефону, когда отворилась дверь и вошел Кебл. Роджер хотел махнуть Кеблу, чтобы тот взял трубку, но передумал. Поднял трубку сам.
— Соединяю с полицейским управлением Гонконга, сэр, — сказала телефонистка.
— Гонконг, — шепнул Роджер Кеблу, взявшему отводную трубку. — Соединяйте.
— У телефона комиссар Ходжес, сэр.
У Роджера екнуло сердце — ведь Ходжес когда‑то работал в британской полиции. Всегда лучше иметь дело со старым другом.
— Фред? —спросил он, повысив голос.
— Привет, Красавчик. — Ходжеса было так хорошо слышно, словно он находился в Лондоне. — Должно быть, у тебя большие неприятности, если ты льешь, как воду, деньги на телефонные разговоры.
— Ты прав, — сказал Роджер.
— Мы у себя делаем все, чтобы разыскать убийцу. Я сегодня же авиапочтой вышлю тебе подробный отчет об этом деле. Что‑нибудь еще?
— Пока ничего, — как‑то смущенно сказал Роджер.
— Не поддавайся, — пошутил Ходжес. — Надеюсь, свидимся как‑нибудь.
— Следующий раз, когда приедешь в отпуск, погости денек–другой на Белл–стрит, пригласил Роджер.
Положив трубку, он некоторое время сидел неподвижно. Кебл тоже не двигался. Наконец Роджер посмотрел на него, поднял руки и хлопнул ими по столу,
— Видимо, никто из пассажиров «Кукабурры» не может чувствовать себя в безопасности, — бесстрастно заговорил Кебл, но ничто не могло лишить его слова их страшного смысла.
— Пожалуй, стоит послать телеграмму в сиднейское отделение, — сказал Роджер. — Сообщить им все, что можно, в телеграмме. — Он взял карандаш. — А затем — по домам.
— Хотите, я составлю телеграмму? —предложил Кебл.
— Если утром мне не понравится текст, я сам буду в этом виноват, — сказал Роджер. Он выдавил улыбку. — Выслуживаетесь в расчете на награду?
— Сэр, самая большая для меня награда—это ваше доверие,ответил Кебл просто.
Было половина второго, когда Роджер свернул на Белл–стрит в Челси и остановился перед гаражом, пристроенным к дому. Ворота во двор были открыты, а гараж заперт; ни один из его сыновей и не подумал открыть его. Девятнадцать лет — забывчивый возраст. Он с раздражением затормозил в нескольких шагах от гаража и по траве прошел за дом. Дверь была заперта. Он достал ключ, стараясь не шуметь. И хотя Джэнет спала в передней комнате, когда его не было дома, ее будил малейший шорох. Он зажег свет. На кухонном столе стояло блюдо с бутербродами в целлофановом пакете, растворимый кофе, уже насыпанный в чашку, а рядом — молочник со сливками. Он зажег газ, поставил чайник и, только начав есть, понял, как он голоден. К тому времени, как чайник закипел, на блюде остался всего один бутерброд, и настроение его заметно улучшилось.