Кебл говорил по телефону. Роджер взял со стола листок в котором сообщалось: Дорин М. пришла в себя в 11.45 утра.
Он снял трубку и позвонил офицеру, связанному с Интерполом.
— Да, — коротко бросил тот.
— Джей, мне надо разыскать старика австралийца по фамилии Хэкит, который развлекается где‑то в Европе. Он был на «Кукабурре» и…
— Я все думал, когда ты обратишься ко мне с этим делом, — перебил его Джей. — Ты хоть приблизительно знаешь, где может быть этот старикашка?
— Я тебе пришлю все, что у меня есть. Кроме того, мистер и миссис Данелли... — Роджер вкратце описал супругов Данелли и продолжал: —Попытайся убедить полицию в Неаполе, что это важно, хорошо?
— Постараюсь, но они упрямые.
— Спасибо. — Роджер положил трубку и увидел, что Кебл закончил говорить по телефону и что‑то записывает.
— Слыхали?
Кебл кивнул.
— Пошлите в Интерпол все, что у нас есть, — сказал Роджер. — Я поеду навестить Морриса.
Беседа с Харди пошла на пользу. Он чувствовал себя в отличной форме, когда сбегал по ступенькам Ярда к машине. Дурные предчувствия рассеялись, на смену пришла уверенность. У постели Дорин находится сотрудница уголовно–следственного отдела и все фиксирует; он поедет без шофера. Солнце грело вовсю. К счастью, Ярд не разыскивал его по радио. Он заметил свободное место для машины напротив приюта, где находилась Дорин. Этим приютом частенько пользовались сотрудники Ярда; здесь удобно было допрашивать свидетелей.
Много ли она знает и будет ли она говорить, подумал он. Затем вдруг вспомнил, что должен сказать ей о смерти сестры. Он заметил мужчину, сходившего по ступенькам, ведущим от входной двери.
Это был Бенджамин Лимм, первый, кто опознал Дорин Моррисон. Он казался сердитым и не узнал Роджера.
— Добрый день, — поздоровался с ним Роджер.
Лимм обернулся. Узнав его, он встал прямо перед ним, выпятив грудь, словно собрался драться.
— Вы не имеете права держать здесь Дорин Моррисон против ее воли.
— Как вам удалось найти ее? — спросил Роджер.
— Я узнал в «Глоубе». Они мне доставили чертовски много хлопот. Черт бы побрал англичан, — зло продолжал он. — Она хочет уехать из этой проклятой страны, и чем быстрее, тем лучше. А если вы попытаетесь задержать ее, я пойду к верховному комиссару. Если же и это не поможет, полечу в Австралию и добьюсь приема у премьер–министра,
— Успокойтесь, — сказал Роджер. — Никто не собирается держать ее здесь против воли. Вы ее видели?
— Да.
— Как вас пропустили?
— Сказал, что я родственник, и мне разрешили пройти. Она выглядит ужасно и хочет только одного—уехать из этой страны.
— Вы уже говорили об этом, — перебил его Роджер. — И никто не был бы в проигрыше, если бы вы и все остальные вообще не приезжали сюда: экспорт убийств—вещь невыгодная. — Эти слова заставили Лимма замолчать. — Я ее сейчас увижу. Если к тому времени, как я вернусь, вы придете в себя, мы сможем поговорить. Подождите меня в машине.
Все еще в замешательстве, Лимм спросил:
— Сколько вы там пробудете?
— Около получаса. Я вернусь.
— Мистер Лимм, — спросил Роджер, — вы знали корабельного плотника «Кукабурры» по фамилии Маркус Джесуп?
У Лимма перехватило дыхание:
— А что?
— Возможно, он охотится за вами, — сказал Роджер. — Будьте начеку, если увидите его.
Он оставил Лимма в замешательстве. На другой стороне улицы какой‑то человек поднял газету — это был агент Ярда, следящий за Лиммом. Жизнь Лимма была в безопасности. Роджер подошел к входной двери. Ее открыла молодая девушка, а женщина постарше проводила его в палату к Дорин Моррисон. Еще в коридоре он услышал чьи‑то истерические крики.
— Вскоре после того, как она проснулась, она начала нервничать, — сказала сестра, — а визит ее брата лишь ухудшил ее состояние.
— Она знает о смерти сестры? —спросил Роджер,
— Да, он ей сказал.
— Ах вот оно что! —мрачно проговорил Роджер. — Неудивительно, что ей стало хуже.
Сестра открыла дверь, ведущую в маленькую и довольно мрачную палату с одним небольшим окном, расположенным почти под потолком. Другая сестра держала Дорин за руки, а сотрудница уголовно–следственного отдела стояла в углу и наблюдала за ними. На ее лице было написано: «Дали бы ее мне, я бы выбила из нее дурь».