– Она работает на нас.
– Молчите! Ни слова об этом. – Сулье встал с кресла. – Даже в этой комнате, где мы одни. Даже мне. Даже шепотом. Все может быть прощено, кроме перевербовки агента. Вы обрекаете ее на смерть.
– Она моя. Ее мать была нашей.
Анник таяла от любви. Так Грей платил за ее свободу. Он выложил наиболее охраняемый из секретов, как раджа, кладущий на стол легендарный рубин из сокровищницы, чтобы выкупить свою женщину.
Сулье пристально смотрел на него.
– Люсиль?
– Она работала на британскую разведку.
– Нет. Я не могу поверить. – Сулье повернулся и быстрыми шагами, противоречащими его возрасту, подошел к окну. – Этого не может быть!
– С первого дня ее приезда во Францию. Могу показать вам донесения, присланные ею двадцать лет назад. Она всегда была нашей.
– Моя прекрасная Люсиль? Такого не могло быть. – Сулье раздвинул шторы и долго смотрел в темноту. – Люсиль… Она была лучшим, что имела Франция. Я не понимал, что она была лучшим, что имела Англия. Она была… как луч света. Не просто заурядной красавицей. Я был одним из многих, кто любил ее.
– Мне говорили, она была выдающейся женщиной.
– И она принадлежала Англии. Мы станем посмешищем для всей Европы, если об этом узнают.
– Узнают. Такое всегда становится известным. – Задернув штору, Сулье усмехнулся:
– О, Люсиль, как бы ты смеялась, увидев меня таким удивленным. Боже мой, но я доставлю себе удовольствие, когда буду рассказывать об этом Фуше. Это станет платой за многие неприятные моменты, которые я имел с ним. – Прихрамывая, он вернулся к своему креслу. – Моя прекрасная Люсиль. Теперь вы скажете, что она была англичанкой… Да, я вижу, скажете. Этого довольно, чтобы взрослый человек заплакал, представив, как много наших секретов утекло к вам сквозь ее красивые пальцы. Сколько мне предстоит трудов, чтобы выяснить это недоразумение. – Он сел в кресло, бормоча: – Господи Боже мой, чего только не знала эта женщина? Теперь я буду занят несколько месяцев. Анник, подойди ко мне.
Сулье много лет был ее защитником и учителем. Она взяла его за руку и посмотрела на него.
– Те секреты, которые ты собирала для меня… носила туда-обратно в свое красивой головке… Все они в руках британцев, да? – Она кивнула. – Ты была двойным агентом, даже будучи ребенком?
Притвориться, что она лгала ему всю жизнь, что играла роль для Вобана, Рене и Франсуазы… Есть ложь, которую невозможно произнести.
– Я понимаю. Люсиль тебе не сказала.
– Анник всегда была нашей, – ответил Грей. – У меня есть донесения, которые она писала до того, как научилась говорить.
– Без сомнения, писала, но я не думаю, что Лисенок посылала их вам. Нет. Давайте оставим это. Видит Бог, я не жажду ее крови. Я все еще думаю о возможности защитить ее. – Она могла только молчать. Изобретательность Сулье безгранична. – Увы, Анник, мы не очень хорошо обращались с тобой, да? Вобан делает тебя ослом для своего безумного груза. Леблан угрожает тебе ножами и пистолетами. Я был далеко и не нашел тебя вовремя. Ты бежала к людям своей матери вместо меня, и я потерял тебя навсегда. Леблана нужно убить, и не один раз. Я попытаюсь. А Пьер, твой отец?
– Наш, – сказал Грей.
– Черт возьми, это не должно стать известным. Пьер Лалюмьер – одна из жертв революции. Человек страстных идеалов. Если бы он не умер таким молодым, возможно, было бы меньше кровопролития в то время, которое мы все хотим забыть. Не говорите мне, Грей, что он был англичанином.
– Боюсь, что так.
– Никогда бы не поверил. Такой просвещенный ум. Теперь вы скажете, что Вольтер и Расин окончили ваш Оксфорд. Не говорите. Я не хочу знать. Жизнь полна разочарований. – Сулье понизил голос. – Признаюсь только между нами: я не жалею, что Вобан преуспел в своей последней глупости. У Наполеона появился вкус к грандиозным играм, к чему следовало отбить охоту. Нашему первому консулу не везет на море. Забирайте ее и уходите, Грей. Она ваш агент и неприкосновенна. Она сведет вас с ума.
– Я отдаю вам Леблана, аккуратно избавьтесь от него. Мы квиты.
– Напротив. Я недоволен таким поворотом событий. Я потерял великолепного молодого агента, изобретательного, одаренного, а теперь еще должен заменить главу подразделения центральной Франции, хотя он был фурункулом на теле и слишком глупым для своей должности. Я получил единственную компенсацию. Мне уже не придется развращать мою девочку, чего я очень не хотел.
– А смертный приговор Фуше?
Сулье отмахнулся:
– Можете считать его аннулированным. Он должен был прекратить утечку секретов. Теперь для этого слишком поздно.
– Хорошо. Тогда я отменяю свои, – ответил Грей.
– Мы не убиваем агентов друг друга, вы и я. – Сулье встал, тяжело опираясь на трость. – Слишком много крови на шахматной доске Игры. Мы уже не отличаемся от жестоких военных, которые усеяли поля Европы телами несчастных молодых людей. Анник, поцелуй меня и уходи. Наши отношения стали настолько запутанными, что даже француз не может их распутать. Позаботься о том, чтобы нам больше не встретиться, раз мы теперь враги.
– Я постараюсь вас остерегаться, Сулье. – Она поцеловала его в щеку, как делала уже тысячу раз. – Я буду по вам скучать.
– Иди с Богом. Он сейчас не моден в Париже, но в свое время, несомненно, вернется. – Он вздохнул. – Пожалуй, я еще раз подумаю обо всем этом и выпью бокал вина перед тем, как лечь спать.
Глава 39
Карета, принадлежавшая британской разведке, ждала их перед очаровательным городским домом Сулье.
– Я не знаю, как себя чувствую. – Анник сидела рядом с Греем. В этот момент ей было не важно, куда они ехали. – Странно, что Леблан уже не пытается меня убить.
На переднем сиденье лежал сверток с черной шерстяной одеждой. Когда Грей развернул его, это оказался длинный шерстяной плащ, какие носят сельские женщины. Он заботливо укутал ее, и лишь теперь она заметила, что до сих пор дрожит.
– Я дрожу, как заварной крем. Я совершенно бесхарактерная.
– Я не виню тебя. Этот человек – холодный, расчетливый ублюдок.
– Не возражаю, чтобы Фуше убил его. Отличная мысль.
– Я имел в виду Сулье, – сухо ответил Грей.
– Сулье? Но ведь он предстанет перед Фуше и будет рассказывать ему сказки, чтобы спасти мне жизнь. Он рискует своей карьерой и, возможно, собственной жизнью. Вы не должны винить его за то, что он со мной не деликатен. С агентами не деликатничают.
– Но и не сводничают. Это первое, чему нас учат в разведшколе. Не спорь. Возьми. – Грей протянул ей маленький тяжелый мешочек, и, открыв его, она сунула туда руку.
– Здесь куча денег. – На ощупь Анник не могла определить достоинство английских монет, но их было много.
– Не хочу, чтобы ты потерялась на улицах без гроша в кармане. Еще в ящике стола у меня лежат три фунта и шесть пенсов. Когда-нибудь я их верну тебе.
– А-а, это. Я украла их у Анри, если помните, так что я не знаю, мои они или нет. С деньгами всегда трудно определить.
– Неужели? – Он дважды стукнул рукой по крыше. – Если не возражаешь, мы здесь выйдем.
Карета остановилась.
– Вы меня отпускаете?
– Конечно. – Он спрыгнул, не касаясь ступеньки, потом взял Анник за талию и поставил, на землю.
Это была тихая, респектабельная улица с рядом богатых домов, темных и молчаливых перед рассветом. Даже кошки еще спали. В тишине слышалось только дыхание лошадей и металлическое щелканье копыт. Если Грея и сопровождали его люди, они были незаметны.
– Вы позволяете мне уйти с планами Альбиона в моей голове. – Ее не впервые ставило в тупик поведение Грея. – Как вы понимаете, я не возражаю, но это выглядит непоследовательным.
– Главное, французы теперь думают, что планы у нас, остальное уже вряд ли имеет значение. Это должно их остановить, и весной они не окажутся на пороге нашего дома.