– Хорошо.
Подняв Эйдриана, который был легким и хрупким, как стекло, он подложил ему под спину подушки.
– Теперь отдыхай.
Грей выплеснул грязную воду в окно на плющ, вившийся по каменным стенам. Ночь выдалась теплая, внизу на террасе засиделись допоздна люди, главным образом местные фермеры, но было и несколько путешественников, говоривших с парижским или нормандским акцентом. Одна из пухленьких темноволосых дочерей Русселя ходила бочком между гостями, собирая пустые стаканы.
Здесь, в этой маленькой деревне, в уединенной гостинице, которая была промежуточной станцией их шпионской сети во Франции, они сегодня в безопасности. Завтра начнется ад.
Кровать заскрипела.
– Ты дурно с ней обращаешься. Это отвратительно, – произнес Эйдриан.
– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю. Это похоже на борьбу с оголодавшей кошкой.
Но Грей лгал. Это борьба с молнией, завернутой в шелк. Анник Вильерс не признавала себя побежденной. Отчаянно и безрассудно она продолжала кидаться на него, пытаясь выпрыгнуть из кареты. Снова и снова он ловил ее и всей тяжестью прижимал к сиденью. Каждый раз она вздыхала и признавала очередное поражение. Острые углы исчезали. Пульсирующая энергия затихала в его руках. Она была прекрасной и коварной. Пагубной, как опиум.
Чертовски странные для старшего офицера мысли о вероломной француженке:
– Я стараюсь не причинять ей боль. Это нелегко. Она быстра, как маленькая кобра. – Грей закончил перевязку. – Вряд ли она хочет со мной разговаривать. Я знаю, что она сделала.
В комнату вошел Уилл Дойл, неся тяжелый поднос.
– Что она сделала? – Он захлопнул ногой дверь. – Кроме того, что нас обложили в Италии и Австрии?
– Ты должен был приглядывать за ней.
– Я расставил парней Русселя под окном и у двери. Анник Вильерс не сбежит, когда внизу толпится около трех десятков людей. Она не идиотка. Роберт, с ней что-то не в порядке.
– Этого я тоже не должен от тебя слышать.
– Она даже не поворачивается и не разговаривает со мной. Ни слова. – Дойл опустил поднос на стол. – Я видел ее работу в Вене. Она болтает, как стая ворон. Что-то не в порядке, когда она молчит.
– Наверное, я ушиб ее.
– А может, Леблан. У него она пробыла дольше, чем у нас. – Грею не хотелось думать, что он причинил ей боль. Слишком легко проникнуться сочувствием, забыть, кто она.
– Я осмотрю ее, когда уложу в постель.
– Интересное замечание, – сказал Эйдриан. – Полагаю, ты нам потом объяснишь.
– Это не улучшит твое самочувствие. – Дойл снял с бело-голубой чашки салфетку и оценивающе понюхал. – Тушеное мясо Русселя. Пахнет луком-пореем и кервелем. – Он положил ложку в чашку и протянул Эйдриану с отрывистым: – Ешь.
– Слышать – значит повиноваться. Брось мне того хлеба, пока ты рядом.
Дойл быстрым привычным движением отрезал ему кусок.
– Я был внизу, извинялся перед Русселем… Кстати, он жаждет твоей крови, Роберт, за то, что ты привез ее сюда. Я притворился, будто знаю, в чем дело. Ты собираешься объяснить?
– Человек живет надеждой, – благочестиво сказал Эйдриан.
– Начни-ка ты обсуждать это мясо со своим желудком, – посоветовал Дойл. – Глава подразделения не объясняется с кем-то вроде…
Сильный грохот нарушил покой снаружи и поблизости. Дойл замер. Взгляд Эйдриана метнулся к окну. Пистолет в сумке, заряженный. Второй в сумке Хокера. У Дойла всегда при себе. Лестницы удобны для обороны. Они.
Мужской смех перекрыл жалкое хихиканье женщин. Возобновились разговоры. Это было какое-то происшествие на кухне. Всего-навсего мелкое происшествие, к которому подручные Леблана отношения не имели. Пока нет. Грей убрал руку с сумки.
– Я слишком долго не участвовал в бою. – Эйдриан сунул под одеяло нож с узким лезвием.
– Мы все на взводе, – сказал Дойл. – И не в последнюю очередь из-за этой опасной женщины, которая заперта в соседней комнате. Мы собираемся избавиться от нее в обозримом будущем?
– Он собирается тащить ее до самой Микс-стрит. Держу пари. На этом подносе есть бренди?
– Для тебя вино. – Дойл зубами открыл бутылку. – Я дал ей ту неприличную сорочку. Она была не очень довольна.
– Я не пытаюсь утешить ее.
Дойл плеснул в стакан вино и добавил туда воду. Глубокий красный цвет стал едва розовым.
– Мне совсем не нравится, что ты задумал для этой девушки.
– Я слушаю, – произнес Грей.
– Прежде всего, не нравится одевать Анник Вильерс в какие-то обноски шлюхи. – Дойл кивнул на яркие платья. – Они из кладовки Русселя… оставлены божьей коровкой, которая улетела, не заплатив. По размеру ей годится, но такое носят в борделе.
– На службе Франции ее одевали хуже. – Грей взял платье и подумал, что его загадочная голубизна вполне подходит под цвет ее глаз. Тонкий мягкий хлопок лип к его пальцам. Одежда для борделя. – Очень милое. Парижская работа.
– Наряд, чтобы потрясающе выглядеть в нормандской деревне. Если она и сумеет освободиться, то далеко не уйдет. – Эйдриан взял стакан. – В аду есть скамейка для тех, кто разводит водой хорошее вино.
Дойл оглядел поднос и выбрал себе кусок слоеного пирога.
– Сквозь такие платья можно читать газету. Они сделаны, чтобы привлекать внимание.
– Она может носить мешковину и все равно быть привлекательной, – ответил Грей.
А этот наряд создан для такой, как она. Дорогой куртизанки, женщины, рожденной соблазнять мужчин. Она продавала свою маленькую грудь, словно яблоки на рынке.
– Она уложила Анри Бреваля дубинкой, которую прятала под юбкой. Тут не спрячешь даже зубочистку.
– Ты не прав, Роберт. Она ведь одна из нас. Одна из лучших. Она в игре с детства. Нельзя обращаться с одним из превосходных игроков как с проституткой. Ты одеваешь ее в эту ночную рубашку или тонкое платье и начинаешь считать шлюхой.
– Она не шлюха, – сказал Эйдриан, подбирая овощи со дна чашки. – Она может убить тебя случайной мелочью, попавшейся ей под руку.
– Возможно, сейчас она что-нибудь затевает, чтобы получить острые края. – Дойл почесал шрам на щеке, искусную подделку. Но после длительного ношения шрам начинал чесаться. – Мне бы хотелось, чтобы эта девушка работала на нас.
– Ты не хочешь.
Грей присел у камина, подбросил в очаг березовое полено. Им нужны дрова. Эйдриану станет холодно, если жар вернется. В языках пламени выплясывали цыганские танцы десятки Анник, блестящие от пота, скользкие от душистого масла.
– Она была тогда в Брюгге. – Он сразу ощутил перемену.
– Брюгге? – повторил Дойл.
– Я ожидал встречи на рыночной площади, в кафе у башни. На другой стороне площади жонглировал цыганский подросток. Он со смехом подбрасывал в воздух штук пять ножей.
– Анник, – сказал Дойл. – Я слышал, она убедительно играет мальчика.
– Я не знал, что она женщина, пока не увидел ее в погребе Леблана. Этот якобы мальчик кидал ножи, поражая мелкие мишени. Он собрал перед уходом полшапки монет.
– Да, она умеет обращаться с ножами. Не лучше Ястреба, нехорошо.
– Никто меня не превзойдет, – возразил Эйдриан.
Кивнув, Грей взял из ящика несколько сосновых шишек и положил их в огонь, чтобы разгорелись поленья.
– Спустя час пришел Флетч и сказал, что они попали в засаду, все золото исчезло. Макгилл, Уэйнрайт и брат Тенна погибли.
Эйдриан поставил чашку на стол.
– Я служил с Уэйнрайтом в Париже.
– Брат Тенна был одним из моих людей, – вздохнул Дойл. – Это его второе задание. Стивен Теннант. Я страшно переживал. – Он заглянул в чашку. – Ты собираешься доедать?
– Нет.
– Тогда пей вино. Предполагалась обычная сделка. Планы Альбиона в обмен на золото.
Планы Альбиона представляли собой тактические детали вторжения Наполеона в Англию. Это был исчерпывающий расчет войск, кораблей, провианта, маршрутов, расписаний. Император даже наметил дату вторжения в Англию, места высадки, продвижение в глубь страны и запасные даты на случай плохой погоды.