Некоторое время оба молчали, сосредоточенно пуская клубы дыма.
- В принципе, это еще не самое страшное,- наконец, сказал Френч.- Но я, разумеется, их не оправдываю...
Ханифорд швырнул свою сигарету в пепельницу.
- Со стороны всегда все кажется не таким уж страшным,- сказал он,- тем, кто не знает досконально обстоятельств,- заявил он.- Но вы-то, инспектор, человек опытный. Вы же понимаете, сколько горя все это принесет? И уже принесло...
- Да-да, конечно,- сказал Френч, поднимаясь и гася сигарету о дно пепельницы.- Но жизнь слишком коротка, чтобы предаваться метафизическим изысканиям. Будем думать о вещах насущных. Пойду поищу что-нибудь конкретное. Весьма вам признателен за беседу, мистер Ханифорд. Думаю, скоро мы с вами снова увидимся.
Френч подумал, что раз уж он здесь, было бы очень неплохо заодно поговорить с Ноулзом, он у них тут старший бухгалтер. Вряд ли от него можно было получить много сведений, и Френч рассчитывал, что этот разговор займет не много времени.
Ноулза он почему-то представлял себе благожелательным седым стариком. Старомодный предупредительный служащий, а не современный нагловатый всезнайка. И был несказанно удивлен, увидев полную противоположность воображаемому портрету. Довольно высокий господин средних лет с угрюмым матово-смуглым лицом, у него были впалые щеки и острый умный взгляд. Слишком острый и умный, по мнению Френча. И высокий узкий лоб. Чувствовалось, что это яркая личность, причем не слишком симпатичная.
Как бы то ни было, Ноулз с готовностью вызвался помочь следствию. На вопросы отвечал подробно и прямо, не пытаясь увильнуть. Но к сожалению, и беседа с ним почти ничего не дала.
Судя по рассказу Ноулза, Моксон, Дипинг, Нолан и Реймонд торчали целый день в своих кабинетах, работая в поте лица. Все прочие компаньоны, в сущности, мало что понимают и мало чем могут помочь. Тем не менее Ноулз отказался как-либо комментировать заявление Френча о том, что вроде бы Нолан и Реймонд знать не знали, что дела фирмы плохи. Ноулз лишь сказал в ответ, что вообще-то им, как компаньонам, была доступна вся имеющаяся информация, но, возможно, они предпочитали во все это особо не вникать. Лично он получал распоряжения от всех четверых, вот и все, что он может сказать.
Главный бухгалтер Эсдейл, по мнению Ноулза, тоже был человеком достаточно осведомленным и уж конечно мог смекнуть что к чему. Но опять-таки, высказав свое мнение, он отказался что-либо утверждать. Одно он мог сказать точно: к регистрационным книгам доступ был и у компаньонов, и у главного бухгалтера. А хранили все эти гроссбухи под замком.
- А теперь, мистер Ноулз,- продолжил Френч,- пожалуйста, расскажите, что делали вы в интересующие нас дни. Мне предписано подробно опросить всех, кто имеет хоть какое-то отношение к недавним событиям. Итак, я вас слушаю.
Ноулз подхватил накануне простуду. Его не было в конторе как раз в то время, когда грянул гром. Надо сказать, в тот самый четверг ему полегчало, он решил выйти на работу. Утром встал, оделся, но вдруг снова почувствовал себя настолько скверно, что пришлось снова лечь в постель. На следующий день он все-таки, пересилив себя, отправился в Лондон, это уже была пятница. Мистер Нолан действительно звонил ему. Да, лечил его доктор Суэйн, тот, что живет поблизости от его дома. Нет, в четверг он не стал его вызывать. Он приходил накануне, в среду и велел ему еще день-два полежать. Но после звонка Нолана он разнервничался и решил, что в пятницу все-таки должен быть на работе, хотя жена уговаривала остаться дома. Он надеется, что инспектор в полной мере понимает, как он был рад, что не послушался жену и смог хоть чем-то помочь своим товарищам. Конечно, чувства, которые он испытал, услышав новости, описать невозможно. Он был в шоковом состоянии, и не только потому, что узнал о гибели своих начальников, хотя, справедливости ради, их следовало бы назвать друзьями, ибо покойные относились к нему с сердечной теплотой, что один, что другой... А еще он был ошеломлен внезапной перспективой остаться без работы.
Все эти откровения были весьма драматичны и брали за душу, но не давали инспектору ни малейших зацепок. А прислуга, как выяснилось, как раз отсутствовала. Она тоже разболелась и примерно за неделю уехала. А потом и он свалился. Мало того что его жене пришлось возиться с домашними делами, тут еще и за ним пришлось ухаживать. Ну что ж, недаром говорится, пришла беда, отворяй ворота.
В ответ на эти излияния Френч пробормотал дежурную сочувственную фразу.
Примерно в одиннадцать инспектор, донельзя разочарованный результатами двух этих бесед, покинул здание концерна и направился обратно в Скотленд-Ярд. Как выяснилось, там он никому пока не нужен, то есть можно было заняться дальнейшими изысканиями, и в первую очередь проверить показания мистера Нолана.
Начать следовало с беседы с сэром Гарнеттом Чизлхерстом и расспросить его насчет разговора Моксона и Нолана - сразу по окончании того знаменательного официального обеда. Френч направился в его клуб.
Сэр Гарнетт был не очень-то сообразительным стариканом, зато очень чопорным и надменным. Однако тот разговор помнил точно, до деталей. Моксон тогда сообщил, что только что получил телефонограмму от своей сестры, которая живет в Бакстоне. Произошло несчастье: ее мужа, возвращавшегося из театра, сбила машина, и он скончался на месте. Моксон был сам не свой от горя. Он сказал, что сестра его там одна и что утром он должен срочно поехать в Бакстон. Нолан согласился вместо него съездить во Францию. А потом Моксон попросил сэра Гарнетта позвонить утром в офис и объяснить, почему Нолана нет на месте. Ну и вообще там побыть - на случай, если придется срочно подписывать какие-то бумаги.
Френч рассудил, что это очень важные для Нолана показания. Будь Нолан виновен, ему пришлось бы выдумать именно такую историю, что будто бы это Моксон попросил его отправиться во Францию. А теперь выясняется, что это никакая не выдумка, а истинная правда.
Чтобы уже развязаться с этой частью расследования, Френч стал въедливо изучать содержимое папки с бумагами, врученной ему Ноланом вместе с ключами от кают и подсобок катера. Там действительно были документы, касающиеся переговоров с мосье Пастером. Среди писем имелось и то, которое подтверждало намеченный на четверг визит Моксона в Фекан. Что, разумеется, было еще одним подтверждением искренности Нолана. Однако Френч на этом не успокоился. Письма и бумаги могли быть поддельными. Он не поленился принести их Ноулзу, и тот подтвердил, что письма настоящие.
Следующим этапом была поездка в Дувр. Сев на ближайший по расписанию поезд, Френч быстро добрался до места и вскоре уже бродил по улочкам портового города в поисках Штурманской улицы, строения 17-Б и, разумеется, самого Джона Скуэнза. Дома была только его жена, но она подробно описала, как ее супруг выглядит и во что одет. Френч без малейшего труда нашел его в гавани.
Скуэнз был уже в солидном возрасте, интуиция подсказывала Френчу, что этому почтенному человеку вполне можно доверять. Он зарабатывал тем, что предоставлял желающим лодки, а последние три года еще и приглядывал за катером Нолана, который стоит в Гранвилльской бухте. Ему поручено держать все в чистоте, и чтобы мотор был всегда в порядке, чтобы в любой момент можно было выйти в море. Все требования хозяина он выполнял, и, как ему кажется, очень даже неплохо.
В прошлую среду, уже почти в половине двенадцатого к нему постучался парнишка, работающий в гостинице "Лорд Уорден" и сказал, что сейчас звонил мистер Нолан, просил, чтобы катер был на плаву к завтрашнему утру, в восемь тридцать, и чтобы на борту были припасы в соответствии с картой "Е".
Дело в том, что у Нолана была довольно оригинальная система загрузки продовольствия - в зависимости от длительности путешествия и количества гостей. Каждый вариант носил название "карта номер такая-то". Карта "Е" означала, что требуется приготовить продукты для двухдневного путешествия для двух персон.